Алексей иногда раздумывал над своим везением. Была версия, что везет, потому что он из другого времени. Но почему тогда при вылазках в чужой тыл возвращались все лазутчики его группы? Вот это уже не поддавалось никаким объяснениям.
Алексей посидел еще немного в штабе, послушал майора через переводчика. Непонятно. Против Наполеона ополчилась вся Европа, в коалиции союзников самые сильные армии, а майор говорит, что французы верят в победу и что поражения лишь временные, случайные. Все же моральный настрой войска много значит, как и вера в главнокомандующего. Численного превосходства не имеет ни одна сторона, и чашу весов может склонить даже мелочь.
О расстановке сил майор рассказал много, показал на карте. Но о планах Бонапарта он ничего не знал. В планы были посвящены лишь маршалы Наполеона, с ними он советовался. Но их у Бонапарта было всего три десятка, и пленить их не было никакой возможности. Маршалы командовали корпусами, крупными воинскими соединениями. И охраны там – как у бродячего пса блох.
Уже и ушел из штаба полка Алексей, а мысль о дивизионном генерале Жане-Батисте Дюмонсо его не покидает. Так задумался, что прошел мимо капитана Кочкина, не поприветствовав. По уставу младшему по званию или должности положено первым приветствовать. Кочкин тронул Алексея за рукав:
– Господин прапорщик, с вами все в порядке? Говорят, вы ночью с егерями ходили к французам и даже офицера пленили?
– Так и есть. Простите, не поприветствовал. Не выспался, ночь бессонная выдалась, волнительная.
– Охотно прощаю. Расскажете потом в офицерском собрании?
– Если будет на то воля господ офицеров. Ничего особо интересного.
– Излишняя скромность украшает, но не приносит дивидендов, Алексей Иванович.
– Да откуда им быть? У меня ни земли, ни поместья, одним жалованием живу.
– В полку половина таких офицеров. Да разумно делают: написали прошение полковому казначею. Кто десять, а кто и двадцать процентов от жалования в казне оставляет. А по возвращении в Россию-матушку все их и получат. Можно домик в Москве или Санкт-Петербурге прикупить либо поместье где-нибудь под Тверью или Рязанью.
– Ужель столько набежит?
В возможности столько накопить Алексей сомневался. Не так велико жалование, больше риска на войне.
– Алексей Иванович! Нешто из трофейных обозов ничего не перепало? Или вот я сам свидетель, как захваченное оружие и коней в казну сдавали. За них же деньги положены. Не краденое, по́том и кровью добыто. Копеечка к копеечке – и офицеру к отставке по выслуге лет небольшой уютный домик в красивом месте – роща, озеро.
– Господин капитан, да вы реалист и романтик в одном лице! Не подозревал.
– А много ли вы знаете об офицерах? Вы все чаще с подчиненными – обучаете, наставляете. Боюсь, не оценят.
– Вернутся живыми домой, осознают, кому обязаны.
Разошлись. Копить Алексей не собирался. Он осознавал, что через какое-то время вновь вернется в двадцать первый век, в свою квартиру в Москве, к жене, и забрать с собой нечто уникальное, ценное из французских трофеев не получится.
А вообще недоволен он был, как и большинство офицеров, указами императора. То 12 декабря 1812 года император объявил всем полякам, воевавшим в войске Наполеона, амнистию. Как же так? Поляки проявили себя самыми жестокими. И пленных русских, сложивших оружие, убивали, и женщин на улицах. Дома в Москве жгли, и равных им в грабежах Кремля и богатых усадеб московских не было. И трофеи успели почти все в целости вывезти. Стоило за Неман перебраться – и поляк уже дома.
А еще офицеры прекрасно знали о том, что Кутузов был против заграничного похода русского войска. «Дома и стены помогают», – говаривал он. Так и случилось. Потери русских войск составили около 300 тысяч человек. Причем мужчин здоровых, молодых. Сколько семей не создано, сколько детишек не народилось! А еще многие солдаты дезертировали. Как увидели жизнь немцев да французов, так к отечеству остыли. Нанимались батрачить к немцам и французам – у тех тоже мужиков трудоспособного возраста война выбила. Оставшись на время, деньжат сбить, женились. Потому появились французы с фамилией Иванофф либо с производной от русской.
Масштабы дезертирства велики. По разным оценкам, от двенадцати до сорока тысяч солдат. Хотя официально подали докладные о пяти тысячах. Так и это много – полк с лишком, когда иной раз такое количество могло решить исход боя на поле сражения.
Видимо, засела в мозгу у Алексея мысль о дивизионном генерале. В плен взять – сильно рискованно, как бы свою голову не потерять. А вот убить – можно попробовать. Чем штуцер хорош, так это дальним и точным боем. Выбрать удобную позицию, обязательно предусмотреть отход. Лучше всего коня в укрытие. Выстрелить издали, на коня – и ходу. Риск, конечно, есть, как всегда на войне. Так ведь и генерал – не простой фузилер. Наполеон своих генералов и маршалов назначал сам, не за подхалимаж или происхождение знатное, а по заслугам. Иначе бы не одержал столько побед. И каждый из назначенных знал, кому обязан возвышением, и старался выиграть сражение на доверенном участке. Солдата заменить не всегда просто – нужен физически здоровый парень, которого обучить надобно. А генерала вырастить долго: через все ступени карьерной лестницы пройти должен, себя проявить. Потому потеря даже одного – серьезный ущерб. Ближе к сумеркам взял Алексей на конюшне коня и выехал. Можно сказать – на рекогносцировку. Оценить местность, подобрать удобную позицию. И продуктов с собой не брал, но при оружии. На войне без боевого железа никак невозможно.
Французская армия после поражения под Дрезденом город оставила, отошла к западу, в сторону Франции, но часть немецкой территории еще занимала. Алексей расположился недалеко от окраины Кульма. По описанию пленного майора, штаб дивизии располагался не в центре города, а на окраине, потому что было подходящее большое здание, площадка перед ним, где удобно оставлять лошадей. Судя по архитектуре, в здании располагалась до войны фабрика. Красного кирпича, с высокими