Может, все это розыгрыш? Очередное испытание, чтобы попасть в штат газеты? Если так, то не нужна мне эта работа, ничего не желаю, кроме покоя. Я боюсь лишиться рассудка, а такими темпами тот день ближе, чем кажется.
– Вы издеваетесь надо мной?! Речь идет не о моей статье, а об этом, – шум страниц разрезает воздух. Я тычу газетой в нос мисс Винсент и кусаю губы до крови, ибо слезы повторно напрашиваются пройтись по щекам.
Винсент с серьезным видом оглядывает фотографию и громкий заголовок, после переводит глубокий холодный взор на меня.
– Об этом мы и говорим. Это же твоя работа, – одной репликой разрывает меня на кусочки Барб, развернув страницы, где в самом конце стояла моя подпись как автора.
В то мгновение я хотела шлепнуться на пол и в лужу обратиться. Этого, конечно же, не случилось, но морально я чувствовала себя такой – мертвой.
Сердце билось так часто, что я уже его не чувствовала. В голове мысли с пугающей скоростью дротиками в уголки сознания впивались. Если бы меня в мясорубку посадили, обратили все кости в пыль, было бы не столь больно. Страшно тоже бы не было. Ибо моральная боль сильнее.
Я долго пялюсь на начальницу, надеясь на дне черного зрачка отыскать намек на шутку, но терплю неудачу и отшатываюсь. Слезы все-таки потекли.
– Ч-что? – ломко и тихо не вникаю я.
Не соизволив ответить, всерьез встревоженная Винсент быстро достает из шкафчика мою синюю папку.
Возвращается ко мне, на ходу доставая заглавную страницу и мою флешку. Я не реагирую: смирно стою и бесшумно глотаю слезы. Паника меж тем нарастает с каждым мгновением.
– Вот. Это твое? – протягивает лист она.
Руки дрожат, но я беру документ и сквозь пелену перед глазами вчитываюсь в распечатанное.
Что за чертовщина?.. Не может быть. Здесь какая-то ошибка. Вместо статьи, которая должна была разоблачить подпольные организации Блэков и Нансена, тут информация о бизнесе Ника и его отца… Поверить не могу.
– Это не мое… Мисс Винсент! Это не мое! – разрыдавшись, почти кричу я.
Скулы женщины моментально бледнеют. Она заметно теряется и опускает недоуменные глаза на папку в своих руках.
– То есть… как?
– Это не мое! Я писала о подпольной деятельности семьи Блэк! Я раскрыла все их грязные игры и принесла вам их полное разоблачение! А это… Боже, я впервые вижу эту статью, – совсем раскисла я, истерично качая головой. – Кто-то подменил флешку и текст! Меня подставили!..
– Возьми себя в руки! – тоном, не требующим возражения, требует Барбара.
Она достает со дна папки флешку и проходит к столу, подключая ее к компьютеру.
Нонсенс… В голове не укладывается, что со мной поступили подобным образом. Никсон возненавидит меня и, наверное, даже слушать не захочет, потому что подпись в конце газетной статьи говорит сама за себя. О господи, я только осознаю весь масштаб трагедии! Это предательство… Никсон подумает, что я лгала ему, чтобы выведать информацию. Черт, черт, черт! Мне нужно срочно найти выход, поскольку потерять Ника – значит лишиться последнего глотка воздуха. Я люблю его и не хочу терять.
– Рэйчел, это очень серьезно, – мрачно говорит Барб, – подумай хорошенько, кому это надо и кто тебя мог подставить. Кому ты давала свою флешку?
– Никому! Она всегда была у меня… – кусаю собственный язык, вдруг кое-что вспомнив. – Но я на несколько минут оставила папку на своем рабочем столе и ушла за кофе.
Мы обе насторожились от собственных мыслей.
– Хочешь сказать, за то время, пока тебя не было, кто-то подменил твою статью? – медленно, точно пытаясь донести до меня смысл сказанного, сдвигает брови к переносице начальница.
– Я не знаю, – в отчаянии шепчу я, как в бреду, и выпускаю парочку слезинок.
– Мы должны найти предателя и понять, на кого он работает, – заключает строго мисс Винсент, протирая ладонью вспотевший лоб.
Я согласна. И чем быстрее, тем лучше, потому что это мое единственное оружие, доказательство, что меня подставили. Представления не имею, какой скандал меня ждет, однако Ник разнесет все в пух и прах. Конечно. Слишком долго у меня в жизни было все хорошо…
Я смяла документ в своей ладони в комок и взглянула на мусор ненавистным оком, желая обратить в пепел, но тут я замечаю то, что переворачивает нутро вверх дном. Еще один нож в спину. Еще одно предательство.
Я снова расплакалась, однако теперь уже от собственной тупости, оставляя следы зубов на нижней губе, и неуклюже расправляю скомканный лист.
Пожалуйста, пусть это будет неправдой. Пусть я ошиблась, потому что такое мне пережить не получится.
Но реальность – суровая штука. Она своими поворотами людям отрубает ноги и руки. Сколько раз я в этом убеждалась, и так глупо, что, будучи взрослой, я до сих пор надеюсь на чудо.
Застыв на месте, я жалобно щурю глаза и шепчу «проклятье». Это было ожидаемо. Почему я сразу не догадалась, откуда ноги растут?.. Может, дело в том, что, несмотря на ошибку за ошибкой, я постоянно даровала этому человеку шанс, верила в его свет, живущий в глубине души, однако… Нет. Света нет. Потому что на подделанной моей подписи над буквой i та самая необычная закорючка, которую я запомнила на всю свою жизнь.
* * *
Жизнь быстротечна, говорят, но мы, занятые каждодневной рутиной, упускаем этот факт из виду. И лишь сейчас я поняла всю соль данного выражения, поскольку начались несчастья неожиданно быстро.
За то время, пока какой-нибудь школьник уплетал свой ланч в кафетерии, пока доставщик пиццы выполнял заказ, пока где-то там садовник заканчивал подравнивать кусты, я, совсем в плохом состоянии, приехала в компанию Блэков. Если утром мне приходилось прятать собственные слезы, то теперь я даже не стесняюсь проявляющихся признаков слабости: лицо отекшее и красное, словно ягода малины. Оно жжет, напоминая о невысохших слезах, которые до сих пор висят на дрожащем подбородке. Но это ничто по сравнению с болью в груди, поскольку обман пленил мою душу, мучает ее, на куски рвет, как изголодавшийся по чужим мукам Цербер.
Шмыгая носом, я отвечаю остервенелым взглядом на растерянные физиономии сотрудников и на вопрос охраны, кто я и куда, шепчу нечто нечленораздельное.
Мне нужен Эрик. Мне нужны его бесстыжие глаза, ведь ими он лгал мне, ими накрывал пелену доверчивости и ими же погубил. Доверяя человеку, не стоит забывать, что даже святых предавали.
Не помню, как прошла холл, точно так же не помню, что ответила знакомой уже молоденькой секретарше, но,