– Значит, мое предположение про Николя было еще дальше от правды, чем можно было бы ожидать. И вы почему-то настолько прочно не общаетесь, что он думал, будто ты еще живешь в нашей студии.
– Па-аш!
– Теперь понятно, что это письмо для тебя оставил он. Да и официальная организация указала бы свои…
Паша выдавал информацию слишком долго и с постоянными отвлечениями, поэтому я не выдержала – выхватила конверт у него из рук и села за стол.
Внутри я нашла документ о том, что в архивах ЗАГС нет свидетельства о смерти Арины Ефимовны Беловой, родившейся 02.02.1985 в г. Новосибирске. Я была права. Я. БЫЛА. ПРАВА!
Бабушка все это время врала мне о том, что мама умерла при родах. Она жива! Да, она не выходила на связь долгое время, но у нее наверняка была для этого причина. И я найду ее! Не знаю как, но я найду свою маму.
Аккуратно, как хрупкую драгоценную вещь, положила белый лист на стол рядом с конвертом. Ладони легли на колени. Я собрала пальцами ткань своего свободного домашнего платья и начала рыдать от счастья. Улыбкой мои искривленные в гримасе губы сложно назвать. Я радуюсь больше, чем поступлению в свой любимый колледж. Но от сожаления, что мы с мамой потеряли столько времени, мое сердце будто укалывают десятки острых иголок.
– Ну что ты плачешь, Сонь. – Сквозь слезный поток я не могу рассмотреть Пашу, но, если судить по голосу, он в растерянности. – Это же хорошие новости. Да, твоя бабушка – монстр, раз все время скрывала правду. Но…
– Он-н-а не м-м-монстр-р, – сказала я, шмыгая носом. – У нее тоже м-мо-о-гли быть пр-ричины…
Может, было бы логично сейчас злиться на бабушку. Но я уже достаточно злилась на нее за всю свою жизнь. И, как бы молодо для своих лет она ни выглядела, но после прошлой нашей встречи уже очевидно, что бабуля начала сдавать позиции. Она еще ого-го и, дай бог, еще проживет не один десяток лет, но в ее возрасте все может закончиться очень спонтанно. Мне больно видеть возрастные изменения на ее коже и узнавать, что она начала забывать даже о важных вещах. Какими бы ни были наши отношения еще вчера, но мне страшно осознавать, что она может уйти в любой момент.
Паша подал мне кухонное полотенце, чтобы я вытирала слезы прямо им и в него же сморкалась. Даже сейчас это заставило меня улыбнуться. Ну ладно, потом постираю.
Что касается бабушки… Я не хочу ее оправдывать. Но и снова портить с ней отношения тоже не буду. Наверное, именно за это она просила у меня прощения.
Пока я пыталась правильно дышать и мыслить рационально, у меня получилось хоть чуть-чуть успокоиться:
– Могу представить, какое впечатление о бабушке у тебя сложилось по моим рассказам! Но даже я не владею полной картиной, не знаю всей правды. Да и нет смысла злиться на человека, которому уже семьдесят шесть стукнуло.
– Дело твое, тебе лучше знать.
– Ой, я же тебя не поблагодарила! Спасибо тебе от души! Ты не представляешь, насколько для меня это важно.
– Так я же ничего не сделал. Это все Коля…
Все-таки мы с Пашей стали друзьями не так давно, и я вижу, что ему передо мной неловко. В прошлый раз он, наверное, еще общался со мной «на старых дрожжах». И наши объятия перед расставанием все-таки мог расценить неоднозначно.
А теперь Паша начинает понимать, почему бывшие далеко не всегда остаются друзьями. Мы ведь не так давно были гораздо ближе друг к другу – пусть даже только телесно или формально, на уровне статуса отношений. Сейчас начинается наше открытое общение – без масок и того, что мы сами друг о друге когда-то надумали, чего ожидали. Мы узнаём друг друга заново.
– Ты мог не проверить почтовый ящик. Или найти письмо, но не отдать его мне. Или рассказать обо всем по телефону, и мне нужно было ехать к тебе, чтобы забрать эту находку. А ты сам принес письмо, хотя тебе вряд ли было по пути. Я серьезно, Паш, спасибо большое.
Вот теперь мой новый друг зарделся. Так непривычно видеть его почти ребенком, у которого на лице легко читаются все эмоции. Ведь не только я играла роль совершенства. Паша всегда вел себя как мачо, до неприличия уверенный в себе.
– Мы же теперь друзья, а значит, я не мог поступить иначе. Хе-хе. Но ты права, мне не совсем по пути. Я домчался до тебя после тренировки. До сих пор самому странно, что занимаюсь не по учебе, а для себя. Просто полтора часа в тренажерке. Сейчас встречусь с пацанами на полчасика, чисто вспомнить любимые наглые рожи, – и опять домой учить химию.
– Уже узнал что-то интересное?
– А то! Например, что самая тонкая материя, которую мы способны воспринять зрением, – это мыльный пузырь. Или что помидоры умеют кричать SOS: когда насекомые начинают поедать их листья, эти растения выделяют вещество с привлекательным для птиц запахом.
– Может, у меня учитель химии был «неправильный»? Если бы нам такое рассказывали, то, глядишь, и я бы химией интересовалась побольше.
– Да это я сам нашел, не в учебнике. Личная заинтересованность тоже решает.
– Ну ладно, решала мой, беги уже к своим мордам.
– C’est dur d’être juste amis maintenant que je te vois réelle[8].
– Ась?
И Паша в прямом смысле почти побежал. Я со смехом ринулась за ним к входной двери. Он неловко обнял меня и попрощался, а потом помчался вниз по лестнице. Я подождала, пока Паша не скроется из виду, и закрыла дверь.
Ну вот, теперь я один на один со своим потрясением. До сих пор не произошло ничего плохого, но очень радостные новости тоже нагрузка для психики. Спасибо блогерам-психологам за то, что мне доступно столько бесплатной полезной информации для заботы о своем ментальном состоянии. Не всеми этими знаниями я пользуюсь, а надо бы.
Дыши, Соня. Дыши.
Я прижимаюсь спиной к входной двери и начинаю медленно сползать вниз. Так, это что за драматичность? Наелись, хватит! Резко выпрямляю ноги и делаю шаг вперед из своего сиротского уголка на обувном коврике.
От легкой злобы на свою мягкотелость сознание подкинуло мне еще один повод позлиться на себя, но уже за рассеянность: на эмоциях я не вспомнила, что можно попросить Пашу помочь мне с замком в дедушкин кабинет. Ладно, неудобно. Все-таки человек к друзьям спешил. Мне и своей энергии подгорающей пятой точки хватило, чтобы решиться на еще одну попытку попасть в кабинет.
Я рывком выдвинула ящик с тяжелым фотоальбомом и взяла старый ключ. Кстати, о химии. Говорят, железо не пахнет само по себе: запах появляется при контакте с органикой. Сейчас этот медный ключ обретает запах, потому что я беру его потными пальцами.
Одна попытка открыть дверь. Вторая. Тяну дверь на себя. Не получается. Наваливаюсь на нее всем телом, подталкиваю вверх и снова пытаюсь открыть. Не знаю, зачем я это делаю, но надо же куда-то выплеснуть появившуюся энергию. Наверняка это не сраб…
Сработало!
Глава 31
Сразу видно, что это место обитания дедушки. Здесь он решал, что и как будет выглядеть, где стоять.
Мне тяжело дышать. После очередного сражения с замочной скважиной до сих пор трудно поверить, что я ее победила и теперь нахожусь в аскетичной обстановке дедушкиного кабинета.
Стены белые. Мебель здесь явно дешевле, чем в остальных комнатах, и отличается разномастностью. Справа от входа небольшая тахта, обшитая колючей, неприятной на ощупь тканью. Дедуля был крупноват для нее, но при большом желании мог бы здесь и вздремнуть.
Стол стоит по диагонали от входа, в углу рядом с окошком. Так, что и на улицу можно смотреть, и всю комнату обозревать. Странно видеть на столе в кабинете желтую клетчатую клеенку с подсолнухами, как на какой-нибудь маленькой дачной кухоньке.
Сразу напротив двери стоит длинный и узкий книжный шкаф бордового цвета. Его полки немного прогибаются под весом собраний сочинений