— Что значит «права качать»? — не поняла Лариса.
— Сын того самого Тельняшева? — вытаращилась на меня Мария Степановна.
— Ага, — кивнул я и пожаловался, — а ещё была сестра Чвакина. Кстати, а кто такой этот Чвакин?
— Ты не знаешь? — удивились коллеги.
Буквально за пару минут на меня был вывален такой ворох сведений, что я в том, моём мире, даже в интернете столько бы не нашёл.
— Там их десять человек, — поморщился я, — остальных пока не знаю. Но тоже братья и сёстры, сыновья и дочери кого-то. И вот что с ними делать? Мало того, что их воткнули нам в группу, так они ещё и ведут себя ужасно.
— Ничего не поделаешь, Муля, — сказала Мария Степановна мудрым голосом.
Но я был не согласен.
Я решил бороться.
До этого я победил Александрова, победил Завадского. Так что я — сестру Чвакина не смогу победить? Или сына Тельняшева?
Не успел я вернуться к своим документам, как в дверь заглянула… Изольда Мстиславовна:
— Муля, — степенно прошелестела она, не обращая никакого внимания на застывших от изумления коллег, — пошли поможешь мне перетащить папки.
И она величественно вышла из кабинета.
Я удивился, но виду не подал. Подумаешь, папки. Видимо, в Комитете по искусствам СССР, кроме меня, таскать папки больше некому, раз Изольда Мстиславовна лично решила сходить именно за мной.
— Что случилось? — спросил я, когда мы оказались с нею в кабинете.
Она мне не ответила, только мотнула головой, мол, не здесь, и пошла в приёмную. Я последовал за ней.
В приёмной она плотно закрыла дверь и сказала:
— Муля, хочешь чаю?
— Нет, спасибо, — отказался я, хорошо зная, что чай готовить придётся ей, а потом ещё и чашки мыть.
— Тогда так поговорим, — сообщила мне Изольда Мстиславовна и уселась за свой стол. Я примостился рядом на стуле для посетителей.
— А он? — я глазами показал на дверь кабинета Большакова.
— Уехал, — махнула рукой секретарь и вернулась к разговору, — Муля! Ты что снова вытворяешь?
— Вы по поводу сына Тельняшева? — спросил я.
— Конечно.
— Изольда Мстиславовна, — вздохнул я, — я ненавижу несправедливость! Я даже Завадскому не позволил присвоить мой проект. Уже молчу про Александрова и весь этот цирк с Институтом философии. Так с чего какой-то надутый хлыщ, который вообще к этому вопросу отношения не имеет, будет меня дрессировать, как цирковую обезьянку, а я должен молчать и улыбаться?
— Муля, — тяжко вздохнула Изольда Мстиславовна, — я уверена, что ты преувеличиваешь. Эх, молодость, молодость… есть только чёрное и белое. А так в жизни не бывает…
Я посмотрел на неё. Хороший человек, Изольда Мстиславовна, конечно, но ведь и я не юноша. Я прожил в том, моём мире, больше четырёх десятков лет. И юношеский максимализм для меня давным-давно не характерен.
— Изольда Мстиславовна, — сказал я непреклонным голосом, — если вы сейчас будете меня уговаривать не трогать их, то у вас ничего не выйдет. Они не поедут в Югославию. Я так решил. Это моя принципиальная позиция. Да, я знаю, чьи они сыновья и дочери. Но мне, честно говоря, плевать. Я за день-два придумаю как, и они не поедут. Вы же меня знаете!
— Увы, знаю, — вздохнула Изольда Мстиславовна и добавила, — не надо тебе врагов наживать, Муля. Тем более таких высокопоставленных.
— А я сделаю так, что они сами не захотят, — усмехнулся я.
Мне в голову вдруг пришла прекрасная идея.
— Лучше бы ты своими проблемами занялся! — попеняла мне она.
— А какие у меня проблемы? — удивился я, — отчёты сейчас доделаю. Если буду не успевать — выйду в субботу, поработаю по вечерам. Но, вроде, всё успеваю.
— Да уж, знаю я, как ты театры инспектируешь, — хмыкнула Изольда Мстиславовна.
— Это не моё решение, — засмеялся я. — Начальница приказала.
Но Изольда Мстиславовна не поддержала моё веселье. Вместо этого она сказала:
— Ты понимаешь, что тебя, скорей всего, не выпустят из страны, Муля?
— Почему это? — нахмурился я, ведь я консультировался с Иваном Вениаминовичем по поводу возможных проблем, и он меня успокоил. Даже моя гипотетическая женитьба не была так необходима, раз у меня здесь родители и я молодой ещё. Кроме того, я руковожу проектом, а для такой категории идёт смягчение условий выезда.
— Потому что тебе скоро двадцать восемь, — сказала Изольда Мстиславовна, — я в твоём личном деле посмотрела. У тебя скоро день рождения. Очень скоро.
— И что? — не понял я.
— А то, что ты в свой день рождения сдашь членский билет и твоё членство в комсомоле автоматически прекратиться по возрасту. Ты понимаешь, что ты выбываешь из комсомола до поездки в Югославию? А беспартийных не выпускают?
— К-как? — ошеломлённо пробормотал я.
— Ну, так-то выпускают, но очень в редких случаях. И там столько комиссий пройти надо. Что ну. Проще вступить в Партию.
— Насколько я знаю, в Партию можно вступать с восемнадцати лет, — задумчиво сказал я.
— Можно, — кивнула Изольда Мстиславовна, — но даже если ты подашь документы сегодня, то до поездки в Югославию ты не успеешь.
— Почему это?
— Потому что, балда, что кандидатский стаж может быть и полгода, — постучала себе по лбу Изольда Мстиславовна. — А у тебя времени осталось меньше месяца.
— Чёрт, — расстроился я, — не подумал я как-то… Не предусмотрел.
— Да как бы ты предусмотрел, — удивилась Изольда Мстиславовна, — если ты проект отвоевал две недели назад. А месяц назад его ещё даже и в мыслях не было.
Она была права. Но от этого было не легче. Я посмотрел на неё взглядом Шрека из мультика и спросил печальным голосом:
— И что мне делать?
— Есть только один выход, — прищурилась многомудрая старушка и пристально посмотрела на меня. — Но я не знаю, пойдёшь ли ты на это. У тебя же принципы.
— Какой выход? — вскинулся я, — если надо, я и на Эверест взберусь!
— Это тебе будет выполнить сложнее, — усмехнулась она и добавила. — Для тебя.
— Почему? Говорите же!
— Потому что на этот вопрос может повлиять