В общем, я набрасывал и набрасывал вопросы, пока Котиков не рассмеялся. Отсмеявшись, он вытер глаза и сказал:
— Так, Муля, стоп! Чтобы ответить на все твои вопросы под номером «во-вторых», одного этого вечера не хватит. Тем более, сейчас бабы прибегут и Танькины стихи слушать потянут. Давай лучше сделаем так — приезжай-ка ты к нам в субботу на дачу. Поедим шашлыков, хлопнем по рюмашке. И поболтаем. И я там тебе всё расскажу.
Когда вернулся Адияков, мы уже обо всём договорились.
И, к слову говоря, вкусом дусиной наливки Иван Вениаминович был сражён наповал. В переносном смысле, конечно же. Мы же не алкашня какая-то, выпили по чуть-чуть и хватит. Потому что пришла Надежда Петровна и разогнала нас идти в комнату слушать Танечкины стихи.
Отвертеться не удалось, но всё равно я был чрезвычайно доволен.
Поздно вечером я вернулся обратно в коммуналку. Я был немножко пьян и почти счастлив. А что ещё для полного счастья человеку надо? Я молодой, у меня есть родители (причём аж два комплекта). У меня есть где жить, и есть работа. Более того, мне дали двухкомнатную квартиру с улучшенным комфортом, и я скоро еду в Югославию руководить съемками фильма. Великая Отечественная война шесть лет как закончена. А до новой ещё более семидесяти лет. И до развала СССР ещё целых сорок лет.
И вся жизнь у меня впереди.
Вот такой, окрылённый, мечтательно-задумчивый и чуть пьяненький, я вышел на кухню покурить.
На кухню вальяжно, переваливаясь на кривоватых лапах, вышел Букет. И был он сейчас до неприличия ярко-розово-фиолетового цвета. Словно эмо из моего мира.
— Ну, что, Букет, — сказал я ему, выпуская дым в форточку, — вот уедет завтра Ярослав в свою деревню, кто тебя красить в зелёный цвет будет? Так и останешься вонючкой.
— Я не уеду, — раздался голос Ярослава из коридора и через миг он вошёл на кухню.
— В смысле не уедешь? — даже не понял сразу я, — я уже билеты вам с Орфеем купил.
— Я передумал, — пожал плечами Ярослав. — Здесь останусь.
Глава 14
Я вернулся домой с вокзала, целиком и полностью довольный собой: юное дарование по имени Ярослав, удалось-таки впихнуть в поезд на Кострому. Конечно, не обошлось и без жарких дебатов, уговоров, мелкого шантажа и даже товарищеского подзатыльника, но в результате дело сделано. Бедняга Жасминов был так счастлив, что я помог ему вырваться из КПЗ, что без всякого возмущения, молча сгрёб упирающегося Ярослава и увёз его к Ложкиной и Печкину.
Вчера почти весь день ушёл на уговоры и сборы.
Дуся, вымотанная всем этим до предела, тихо посапывала на своём диванчике.
Тихонечко, на цыпочках, стараясь не разбудить её (время-то уже позднее, почти одиннадцать вечера), я снял пиджак и галстук, переобул туфли на домашние тапки и отправился по привычке (вредной, кстати, привычке) на кухню подымить перед сном.
На кухне курила Фаина Георгиевна. Печальный Букет, всё также ядовито-розового цвета, сидел на полу и, не отрываясь, смотрел на дверь комнаты Пантелеймоновых, где все эти дни спал Ярослав.
— Скучает, — проворчала Фаина Георгиевна, кивнув на Букета и мрачно выпустила струйку дыма в форточку.
— Ничего, — вздохнул я, — через пару дней привыкнет. Дети должны жить с родителями. Пусть и приёмными. В школу ходить. К труду приучаться.
— Думаешь, это правильно? — чуть нахмурилась Фаина Георгиевна, — он же так хотел с тобой тут остаться…
— Правильно, — проворчал я и вздохнул, как оно ни есть, а всё равно почему-то чувствовал себя виноватым.
— Ох, Муля, Муля… — покачала головой Фаина Георгиевна, — надо бы уже и тебе детей заводить. Своих. А ведь ты ещё даже не женат. Сколько тебе лет?
— Двадцать семь, — хмуро сказал я, — уже скоро будет двадцать восемь.
— И ты ещё не женат даже…
Я хотел сказать, мол, кто бы говорил, но не сказал. Вместо этого заметил:
— Через месяц, если всё будет нормально, едем в Югославию на съемки. Вы себе платья купили? Ну или пошили?
— У меня есть платья, — фыркнула она. — Вот ещё!
— Видел я ваши эти платья, — недовольно покосился на неё я (правда была она в домашнем халате, но всё равно). — Вам срочно нужен новый гардероб. И Рине Васильевне, между прочим, тоже.
— Нормальные у меня платья! Много ты понимаешь!
— Фаина Георгиевна, — устало сказал я (за день тоже вымотался, особенно на вокзале), — даже если не брать то, что там будут разные приёмы и товарищеские вечера, то в Белграде вы встретитесь с сестрой. Как ей будет видеть вас в этом вашем старушечьем гардеробчике? Она-то прожила в Париже, в столице моды!
— Муля… — начала Злая Фуфа, но я перебил:
— Ваши деньги Эмиль Глыба обещал вернуть. Дня через два. Вы пока по магазинам походите, присмотрите платья. А лучше в ателье закажите. Там, если не ошибаюсь, можно в самом конце платить за готовое изделие…
— Ты думаешь мне получится увидеться с Изабеллой? — тихо спросила Фаина Георгиевна и посмотрела на меня полными надежды глазами.
— Работаю над этим, — я докурил, затушил окурок и напоследок сказал, — а насчёт платьев вы всё-таки подумайте, Фаина Георгиевна. Чтобы потом не пришлось впопыхах всё делать…
— А ты о женитьбе подумай, Муля, — иронично парировала Злая Фуфа, — а то же тебя из страны не выпустят, и кто там всем руководить тогда будет?
Я вернулся в комнату, мрачнее тучи: Фаина Георгиевна была права. Миша вон озаботился этим вопросом, более того, я ему помог (надеюсь они за это время не разругаются заново), а вот о себе даже не подумал.
— Муля, — не поднимая головы от подушки сказала Дуся сонным голосом, — ты не знаешь, куда Августа Степановна и Василий Петрович уходили с чемоданами? Они что, съезжают?
— Не знаю, — проворчал я, — спи давай.
Сам же я ещё долго ворочался на кровати, мысли лезли в голову. В конце концов я плюнул на всё