— Я не об этом, — сказала она спокойно. — Я про тех, кто выходит… но остаётся.
Я сжал руль чуть крепче.
— А такое разве бывает?
Она улыбнулась. Я не видел, но почувствовал: воздух стал теплее на пару градусов.
— Я ездила как-то. В чёрной машине, где не было зеркал. Ни одного. Даже боковых. Только тёмное стекло. А потом водитель сказал: "не бойся, мы уже там". Но мы даже ещё не доехали.
Я краем глаза глянул в зеркало. Отражения нет. Она продолжала:
— А знаете, что самое страшное? Не то, что в зеркале ты не видишь себя. А то, что оно само на тебя смотрит.
Я сглотнул. Шелест внутри головы оживился.
— Ты это чувствуешь? — прошептал он. — Она не тень. И не человек. Она… как отголосок. Какой-то старый след.
— Вы часто смотрите в зеркало? — спросила она.
— Каждый день.
— Перестаньте. Некоторым вещам не нужно знать, что вы на них смотрите.
Я повернул за мост.
— Мы подъезжаем к Яузе. Где вас оставить?
— Тут. Вон у тех деревьев. Дальше я пешком.
Остановился. Она открыла дверь. Снова без звука. Вышла. Когда я глянул в зеркало заднего вида —на улице было тихо и пусто. Ни звука шагов. Ни удаляющейся фигуры. Только лужа на асфальте, в которой отражалась моя машина. Однако задняя дверь машины была открыта, хотя в реальности — закрыта.
— Забудь это. Поезжай к реке. Там будет твой след. — прошелестело в голове.
Я вздохнул и выехал обратно на дорогу. Через некоторое время свернул, как подсказывала карта, и поехал по грунтовке. Здесь когда-то был парк, потом стройка, теперь, похоже, ничего. Заброшенные тропинки, вывороченные плиты, граффити, запах мокрой пыли и прелых листьев. Подъехал к ограде. Дальше — только пешком.
Выключил фары, заглушил двигатель. Осталась только тишина. Та самая, глухая, как бывает в квартире после того, как выключишь из розетки холодильник. Вроде всё нормально, но что-то не так.
— Ты чувствуешь? — прошептал Шелест. — Здесь не просто вода. Здесь вода, которую никто не зовёт по имени.
Я вышел. Ветер шевелил осоку. Воздух был влажный, тяжёлый. Яуза — чуть дальше. Между деревьями — ржавая лестница вниз. Похожая на ту, с видео. Позади — старый бетонный парапет, на котором кто-то написал баллончиком: «Здесь нельзя оборачиваться». Стёрто, но читается. Я спустился по ступеням.
Они были скользкими и мокрыми, однако в городе дождя не было.
Вышел на бетонную площадку. Слева — металлическая труба, из которой сочится вода. Сток. Именно он гудит. Звук... да, похож на голос. Не слова. Интонация. Как будто кто-то читает молитву под водой. Я приблизился.
На стене рядом с трубой — пятно, похожее на след от руки, только немного вытянутое. Слишком тонкое. Пальцев — шесть? Или это просто потёк? Я присел. Посмотрел на воду.
Она вела себя… не так. Не просто текла. Она как будто смотрела на меня. Блики на поверхности пульсировали синхронно с моим дыханием.
— Даша? — сказал я. Сам не понял, зачем.
— Глупо. Но искренне. Она не здесь. Но была тут. И оставила кое-что. Смотри под ногой. — раздался шёпот в голове
Я опустил взгляд. У ног лежал раздавленный мокрый телефон. На корпусе — наклейка с надписью: «Улыбайся, даже если никто не смотрит». Стиль, предположительно, Дашин.
Я присел. Взял его в руку. В этот момент в трубе изменилась частота звуков — гул стал глубже. И где-то внутри звука я услышал имя.
«…Станислав…» Тихо. Почти неразличимо. Но не послышалось. Я поднялся.
— Я здесь, — сказал я. Голос дрожал, но был твёрдым.
Тишина. Гул снова стал обычным.
— Они знают, что ты рядом. Кто-то шевелится под руслом реки.
Я постоял у трубы ещё минут пять. Дождался, пока гул снова стал ровным. Потом повернулся и пошёл назад. Ветер усилился. Где-то вдали раздался звук металла. Я не обернулся. На всякий случай.
Остановился, держа в руке раздавленный телефон. Пальцы подрагивали — не от страха, а от непонятной дрожи внутри, будто где-то под кожей включился моторчик. Вода текла ровно. Гул ушёл вглубь. Показалось или в бликах на поверхности мелькнули буквы?
— Занятно. Она оставила след. Но не только она. Ты тоже не пустой пришёл.
— О чём ты? — спросил я в вслух.
— Ты таскаешь с собой камень. Не в кармане, а внутри. Небесный камень. Кто-то заботливый встроил его в тебя.
Я замер.
— Нурия… — прошептал я.
— Ага. Не такой ты уж беспомощный, как думаешь. Этот камень — не просто броня или усилитель воли, как тебе казалось. Он пророс в тебе.
— Пророс?
— Ты не заметил? Ты начинаешь чувствовать чужие вибрации. Не мысли, а нечто, что находится глубже. Оттенки эмоций. Тень намерений. Вот, например, Настя. Ты ведь понимаешь, когда она говорит не правду. Даже если она сама не знает, что врёт.
Я открыл рот, но не нашёл, что ответить.
— Это эмпатия, дружок. Начальная. Сырая. Многих она сводит с ума. Имей в виду, что она может стать как твоим щитом, так и твоей ловушкой.
— Почему ты не сказал раньше?
— А ты бы послушал? А ещё я был немного зол. Из-за камня я не смог подчинить тебя своей воле и сделать марионеткой. Это было немного обидно. Но интересно.
— И что теперь?
— Наблюдай. Не глуши это чувство. Привыкай. Иногда ты будешь слышать... больше, чем хочешь. А иногда ровно то, что нужно. Особенно рядом с теми, у кого осталась только тень от души.
Я сжал кулак, всё ещё держа мокрый телефон.
— Спасибо, что предупредил.
— Это не ради тебя. Я хочу немного пожить в тебе, устроить себе отпуск среди людишек. Знаешь, как тяжело и утомительно общаться только с такими, как я? Вот и хочу устроить всё так, чтобы ты не треснул пополам раньше времени от моего присутствия.
От этого объяснения легче не стало. Я выдохнул, поднялся по лестнице обратно наверх. Надо было ехать. Камень в груди не был тяжёлый, но теперь, когда мне напомнили о нём, чувствовался. Как якорь.
Глава 8. Имя