— Я карабин не стану брать, уж больно он заметный.
— Да, обойдёмся пистолетами.
— Обойдёмся, но мне теперь новый браунинг покупать придётся.
— Обожди, графиня тебе что сказала? Графы Васильевы в долгу не остаются! Купят они тебе оружие, да ещё и непростое, помяни моё слово, ты дочери её вручил пистолет, подарил, то есть, и она отдарится. Да и вообще, тебе крупно повезло, Федя, если бы не присутствие матери, то Женевьева тебе не ручку протянула, а щёчку подставила.
— Сомневаюсь, ей наоборот, мать намёком дала понять, чтобы она поднялась и руку протянула.
— Возможно, или она просто растерялась и не решилась при матери тебе оказать любезность и знак внимания, она же вся в предрассудках своих сословных. Ты хоть и барон сейчас, и дворянин, причём даже не личный, а имеешь право передавать свой титул детям, но до графа тебе ещё очень далеко.
— Я знаю, Петя, и уже мозоль на языке набил, обсуждая с тобой эту тему. Да, я люблю молодую графиню, и очень сильно, если так можно выразиться, и поэтому я делаю для неё всё, что могу, в надежде когда-нибудь заполучить её себе в жёны. Ты это прекрасно знаешь и понимаешь, и помогаешь мне, за что я тебе благодарен.
Пётр, не ожидавший от меня такой честной тирады, стушевался, но поняв, что я говорю искренне, усмехнулся.
— Только русские позволяют себе мечтать и пытаются достигнуть своей мечты, мы, тевтонцы, более приземлённые в любви, хотя и более романтичные. Что же, честность за честность. Мне тоже нравится Женевьева, не могу сказать, что люблю её, но не отказался бы на ней жениться. Это огромные перспективы для меня лично, а не для неё, поэтому я и сознаю, что это невозможно. Я сразу понял это или почти сразу, когда увидел её в первый раз. Ничего у нас с ней не получится, как ни старайся, хоть богатым я оказался бы, хоть известным, а вот у тебя нет никаких препятствий в любви, ты вообще никаких усилий к тому не прилагаешь, а всё у тебя само выходит. Это знак, и это судьба. Я бы хотел сначала назвать про себя подобное удачей, но, поразмыслив, понял, что дело не в ней, дело в судьбе, кому предназначено любить того, кто изначально недосягаем, тот исполнит своё предназначение. Скажу тебе честно, Фёдор, я не уверен, что у тебя получится, совсем не уверен, но искренне обрадуюсь, если ошибусь.
Я слушал своего друга и тихо удивлялся, обычно спокойный и внешне невозмутимый Пётр, который с трудом разделял мои порывы и приключения, но всегда принимал в них посильное участие, никогда не останавливаясь на полпути, сейчас оказался необычно откровенен.
Наверное, тому оказались причиной прошедшие события, и что я сразу согласился его сопровождать, в ответ на его помощь, да и вообще, постепенно наша дружба стала такой крепкой, что мы готовы пожертвовать друг за друга жизнью, как бы пафосно это не звучало. Да и различные происшествия с нами уже не раз и не два на то указывали довольно жирными намёками. И по-другому никак, слишком много пережито вдвоём, некоторым и за всю жизнь столько приключений не перепало, как нам с Петром за короткий промежуток.
— Спасибо, друг, тебе за откровенность. Я даже не ожидал, поэтому спасибо!
— Ты честный, Федя, и я такой же, мы не должны ничего скрывать друг от друга, кроме того, что не нужно знать никому из людей, у каждого есть право на свой скелет в шкафу, как говорит мой дядя Фридрих. Он ещё утверждает, что если у кого-то нет такого скелета, то он либо врёт, либо очень хорошо его прячет. А нам с тобой пока нечего делить и прятать, каждый из нас пойдёт своей дорогой, и каждый найдёт своего скелета самостоятельно, не в ущерб другому.
Я только помотал головой, не зная, что и ответить. Пётр во всём прав, и в то же время не прав, нет у меня от него скелетов в шкафу, хотя я и не рассказал ему ни про орден Белого орла, ни про величину премий. А может, это и есть «скелет в шкафу?»
— Я согласен с тобой, Пётр. Спасибо тебе за откровенность! — и я протянул ему руку. Пётр крепко пожал протянутую ладонь и, подавшись душевному порыву, мы крепко обнялись.
— Ну что, идём узнавать про твою сестру?
— Да, только действительно, карабин не надо брать. Оставь его тут.
— А если на нас нападут?
— Будем отбиваться пистолетами.
На том мы и порешили и, взяв оружие с большим запасом патронов, которые тоже настало время пополнить, и сумки для продуктов, мы двинулись в город, благо часы ещё показывали только два часа пополудни.
Не успели мы пройти пару улиц, как заметили, что впереди движение перегорожено, присмотревшись, мы заметили баррикаду, на которой кто-то находился. Не став разбираться, кто там и что происходит, мы свернули в ближайший проулок. Нам стало понятно, почему на протяжении всего пути следования мы не заметили ни одного извозчика, а из машин проезжали лишь военные, да и тех мы видели всего одну и вдалеке.
Перед выходом из академии мы с Петром переоделись в гражданское платье, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, в том числе и анархистов, на которых любой мундир действует похлеще красной тряпки для быка. Оружие у нас в руках тоже не «светилось», Пётр свой маузер спрятал в сумку, а я револьвер просто засунул за пояс, что позволяли сделать его не слишком большие размеры.
Нас интересовали продовольственные точки, но те, что нам попадались и о которых мы знали, не работали. Да и вообще, почти все магазины оказались закрыты самым волшебным образом. Если на дверях не висел огромный амбарный замок с табличкой «Закрыто», то они были заперты изнутри на засов. В этом случае имелись различные вариации: с табличкой или без неё, со ставнями или без, с людьми внутри или без. В общем, плохо дело, и чем ближе к центру, тем оказывалось хуже.
Добираться до родственников