Оказавшись за воротами, мы не обнаружили ни одного извозчика, они словно исчезли, лишь несколько раз промчались мимо автомобили самых разных модификаций, и всё на этом. Редкие прохожие жались к стенам здания и шли торопливо, не понимая, что происходит. На нас, вооружённых пистолетами и карабином, они смотрели с откровенной опаской, не зная, чего от нас ожидать. Конных экипажей нигде не наблюдалось, их как будто ветром сдуло, когда начались выстрелы.
— Придётся идти пешком, — выразил я общее мнение.
— Хорошо, что я не в платье, а юбке-брюках, и туфли надела старые и удобные.
— А что хорошего в старых туфлях? — удивился Пётр.
— В них ноги не натираются и идти легче, особенно, если долго.
— А где твой охранник? — внезапно вспомнил я.
— Не знаю, он должен за мной зайти только через два часа, наверное, уехал и ещё не вернулся.
— Понятно, тогда идёмте пешком, — пожал я плечами, — ты далеко, Женевьева, живёшь?
— Я вам с Петром разрешаю называть меня Женей, так быстрее и проще. Не очень далеко, я не ходила пешком, но папа решил купить мне квартиру недалеко от академии, а ещё меня в ней ждёт моя мама.
— Она у тебя здесь?
— Да, она решила пожить со мной несколько месяцев, чтобы отговорить меня от учёбы, и чтобы я приняла решение вернуться домой.
— Да, и я начинаю её понимать, — сказал Пётр.
— Я тоже, — согласился с ним я.
Женевьева тактично промолчала, и мы втроём направились к её дому. Улица, тянувшаяся от академии, тоже оказалась пуста, и также редко по ней проезжали локомобили, автомобили и эфиромобили. Да мы и сами их стали немного бояться: кто в них едет, что у него в голове и как станет действовать — неизвестно. Получается, уравнение с тремя неизвестными.
Хорошо, что квартира Женевьевы действительно располагалась недалеко, и мы дошли до нужного дома всего за двадцать пять минут. Иногда мы слышали выстрелы, раздающиеся издалека, однажды даже прогремела пулемётная очередь.
В это время в небе мелькнул огромный, судя по виду, гражданский дирижабль, по которому стали стрелять снизу, отчего он вдруг ненадолго завис, а затем, продолжая движение, ярко запылал огнём, что издалека стало видно буквально отовсюду. Он ещё успел пролететь некоторое расстояние, а затем резко пошёл вниз, скрывшись из вида. Через несколько секунд до нас донёсся глухой грохот взрыва.
— Кажется, всё совсем плохо, — выразил общее мнение Пётр.
— Скорее всего, очень плохо, но мы уже почти дошли.
Возле дома, где жила Женевьева, никого не оказалось, а зайдя в парадное, мы обнаружили лишь насмерть перепуганного дворника, у которого из оружия имелся только здоровенный нож да полицейский свисток с метлой. Он и вышел к нам только потому, что узнал Женевьеву, которая шла свободно в нашем сопровождении, а не под конвоем. Карабин я закинул себе за спину, и он не сразу бросался в глаза, по крайней мере, издалека его трудно разглядеть.
— Графиня Васильева дома? — спросила Женевьева у дворника.
— Дома и она, и прислуга вся, все сидят по квартирам и носа не выказывают, окромя тех, что на работе, но остальные вечером вернутся. А на улице, что творится, ужас прямо!
— Не бойтесь, мои сокурсники вооружены и помогут вам, зовите нас сразу, если увидите кого-то с оружием из анархистов или непонятных людей.
— Спасибочки, Ваше сиятельство, спасибочки, обязательно обращусь, а то у меня семья со мною живёт, так что будет с ними, не знаю. Я же дворник, меня первого увидят, ежели придут сюда.
— Всё будет хорошо, — философски заявила Женевьева и, кивнув, зашагала дальше. В лифт мы не стали заходить, а быстро поднялись на третий этаж, где и находилась квартира Женевьевы. Она вдавила кнопку электрического звонка, тот издал мелодичную трель, и к глазку через несколько секунд кто-то приник, молча нас разглядывая. Так продолжалось еще несколько секунд, кажется, разглядывала нас прислуга, вскоре оповестившая графиню.
— Женевьева! — послушался из-за двери голос матери.
— Да, мама, это я.
Дверь щёлкнула замком и открылась во всю ширину, явив перед ними образ старшей графини, на лице которой читались самые разные эмоции.
— Женевьева! А кто это с тобой⁈
— Бароны Дегтярёв и фон Биттенбиндер.
— Вижу, узнала, проходите.
Графиня сделал шаг в сторону, в квартиру сначала проскользнула Женевьева, а следом за ней зашли и мы с Петром. Дверь за нами тут же защёлкнулась, а гувернантка накинула ещё дополнительно и цепочку, как будто это могло спасти от взлома вооружённых людей. Войдя внутрь, я первым делом снял с себя карабин и аккуратно поставил его в угол возле двери, что вызвало испуганный взгляд у гувернантки.
— Он на предохранителе, сам не выстрелит. Не трогайте его, пусть себе стоит, мы скоро уйдём и заберём его, — пояснил я ей.
Пётр тем временем снял ботинки, получил тапочки, и его пригласили в гостиную, а вслед за ним вошёл и я. За большим, красивым столом, накрытым белой скатертью, уже сидела Женевьева, а рядом с ней лежал мой браунинг. Войдя, мы успели услышать разговор, что состоялся между матерью и дочерью.
Конечно, графиня изрядно сдерживалась при посторонних, но появление дочери в такой компании, да ещё с оружием в руках, вызвало у неё много вопросов, да и сама обстановка не располагала к спокойному общению.
— Что случилось, дорогая, и почему ты пришла с пистолетом? Чей он вообще?
— На академию напали анархисты, маман, они убили всю охрану.
— А где твой охранник?
— Не знаю, я его не видела, он проводил меня до академии, а потом ушёл. Кажется, он подходит к концу занятий, чтобы сопроводить меня до машины и в ней до нашей квартиры.
Графиня взглянула на большие настенные часы, до окончания занятий оставалось ещё полтора часа, и машина, что стояла в гараже, и охранник, который, скорее всего, находился вместе с водителем, ещё даже не собирались, или уже ехали, если поняли, что в городе творится что-то неладное. Из окна иногда доносилась глухая канонада, где-то шёл бой, и это откровенно пугало графиню.
А тут заявляется дочь, вооружённая пистолетом, да ещё в сопровождении двух своих однокашников,