Почти в это же самое время Женевьева, получив согласие отца на свои действия, начала их планировать со следующего же утра. Раз ей невозможно приехать лично, то всегда можно нанять человека, который привезёт от неё подарок. В передачу она положила дорогой эфирный эликсир, довольно редкие и ценные восстанавливающие микстуры, ранозаживляющую мазь, а также приложила ко всему этому своё письмо, над которым мучилась почти весь день, то и дело, переправляя и дополняя его.
Наконец, остановившись на лучшей версии послания, она переписала его набело и, запечатав конверт, отдала его курьеру вместе с посылкой. Курьер прибыл по указанному адресу во вторник и вручил через приёмный покой адресату, о чём и уведомил девушку. Оставалось теперь только ждать ответа на письмо.
Глава 5
15 августа
Через несколько дней совершенно неожиданно мне пришло письмо и посылка от Женевьевы, доставленная в приёмный покой каким-то курьером. Содержимое посылки оказалось очень дорогим, что я понял гораздо позже, когда стал применять подаренные средства.
Конечно, я очень удивился такому проявлению внимания от Женевьевы, но мне было гораздо приятнее, если бы она пришла ко мне сама. Судя по способу передачи посылки, в Павлограде она отсутствовала, поэтому пока мне оставалось лишь мечтать о нашей встрече. Кроме полезных и практичных вещей в посылке оказался платок Женевьевы, пахнущий великолепными духами, с тонким цветочным ароматом.
На платочке имелись её инициалы, вышитые золотой прочной нитью, а также очень мелкая надпись у края одного из уголков, которую я увидел только через несколько дней, когда долго рассматривал платок, держа в руках.
Надпись гласила: «Настоящему герою от почитательницы». Когда я прочитал эту фразу, то меня накрыла волна сумасшествия, и я перечитывал письмо по нескольку раз, зачитав его буквально до дыр, даже спал вместе с ним, складывая его аккуратно под подушку.
В письме содержались одни намёки, но они в нём имелись, в отличие от письма Елизаветы, я даже сравнил их текст. Елизавета писала участливо, но сухо и без малейших намёков, хотя, если подумать, то в нём читалось её большое желание продолжить наше знакомство, и я уже начал понимать, почему.
В письме же Женевьевы всё оказалось ровно наоборот. У меня аж дух захватывало от недосказанностей, которые оно содержало, и от возможности извлечь из него массу намёков и полунамёков. В то же время, оно ни к чему не обязывало и ни на чем не заостряло внимание. Тем не менее, в письме мне показался посыл какого-то трепетного чувства, о котором я боялся подумать, и название которого напрашивалось само собою.
Значит, я ей нравлюсь, и она ко мне неравнодушна? Но что мне нужно сделать, чтобы она действительно могла встречаться со мной? Ответ на этот вопрос тоже напрашивался сам собой, ведь если ты сам любишь и не строишь иллюзий об окружающем мире, то понимаешь, что является в нём наиболее ценным. Я знал и понимал. Нужно стать ещё сильнее и ещё весомее в этом мире, чтобы завоевать её руку.
Сердце её уже почти согласно стать моим, или есть перспективы к тому, а вот попросить у родителей Женевьевы её руки — это та ещё задачка. Несколько раз я представлял эту картину, каждый раз перерабатывая её, и каждый раз расстраивался, понимая, что мне пока и предложить нечего. Но сейчас главное, Женевьева дала понять, что она ко мне неравнодушна, а остальное приложится.
В таких душевных терзаниях пролетело несколько дней, и пришло время моего выздоровления и выписки, о чём сообщил лечащий врач. Настенный календарь в его ординаторской показывал 12 августа.
— Ну-с, молодой человек, завтра мы вас выписываем, готовы к выписке?
— Готов, я чувствую себя хорошо.
— Ясно, конечно, ещё необходимо продолжить восстановление, но на улицу вас уже можно выпускать и без повязки. К сожалению, несмотря на все усилия, мы не смогли убрать полностью ваш шрам из-за того, что он нанесён не обычным ножом или пулей, а с помощью индивидуального боевого дара. Достаточно редкая способность оказалась у вашего противника, я даже писал специальный доклад в технический отдел отдельного корпуса жандармов. Надеюсь, они разобрались, что за человек нанёс его вам.
— Надеюсь, — пожал я плечами, зная точно, что этого человека я успешно спровадил на тот свет и теперь узнать о нём я хотел разве что только для того, чтобы понять, кем он являлся.
— Шрам можно убрать, но только с применением медицинского дара, то есть, его сможет убрать человек, обладающий не менее редким даром исцелять и заживлять. Обычно эти люди занимаются более серьёзными вещами, чем шрамы, их силы не безграничны и они постоянно востребованы, так что, вам сильно повезёт, если сможете найти необходимую сумму и уговорить целителя, чтобы он смог вам убрать дефект. Это я вас просто предупреждаю на будущее. Мы сделали всё, что могли, и даже больше, особенно помогла мазь, которую вам прислали, вы же ею пользуетесь?
— Да, — и я посмотрел на себя в зеркало, что висело возле двери. Доктор понимающе промолчал.
Из зеркала на меня глянуло серьёзное лицо молодого человека, правую щёку которого наискось пересекал багровый и тонкий, как лезвие скальпеля, шрам. Я смотрел на себя в зеркало и пытался представить, какое впечатление провожу со стороны с этим рубцом. Думается, скорее неприятное, или даже отталкивающее, и шрам придётся заклеивать, пока он не утратит свой багровый цвет.
— Я понял вас, доктор, спасибо за предупреждение и участие.
— Ну, что вы, я просто вам рассказал, что нужно сделать, чтобы избавиться от этого шрама, и объяснил, почему он заживает с таким трудом. А дальше всё в ваших руках, господин барон.
— Спасибо доктор! Я могу идти?
— Да, выписные документы заберете завтра.
— Благодарю вас!
На следующий день я вышел из госпиталя и, тут же поймав извозчика, направился в общежитие. А куда ещё ехать? Там у меня есть своя комната, тем более, Пётр сейчас находится дома у родителей. Он прислал мне три письма, но приехать так и не смог, сначала его не пускали в госпиталь, а потом он уже домой уехал, да я на него и не в обиде. Он спас меня, так что, скорее, я в долгу у него, чем наоборот.
Общежитие встретило меня пустотой, ведь