Воровка недовольно цокает и возвращается к переводу бумаги и чернил. Инесса перечитывает написанное, и с каждым мгновением ее лицо становится все мрачнее.
– Так кто такие Катерина и Константин? Они же не Грехи.
– Они – Новые Боги.
– Прикольно. Старые – плохие, найдем новых. Умно.
От такого кощунства мне хочется плеснуть девице в лицо горючкой. Или плюнуть. Вместо этого отставляю тарелку подальше, оберегая себя от соблазна.
– Старые – не плохие. У Катерины и Константина есть способности. Она призывает тепло и повелевает летом, а Константин – холодом и зимой.
Инесса смеется. Истерично. На темных ресницах, обрамляющих кукольные голубые глаза, появляются слезы. Заметив раздражение на моем лице, она успокаивается.
– Ты думаешь, я в это поверю? Да никто в это не поверит!
Она специально привлекает его внимание своей дерзостью. Разумовский полюбил меня, увидев отмаливающей грехи народа в церкви, а теперь притаскивает к нам это болтливое и наглое нечто.
Амур просто хочет заставить меня ревновать. Это все несерьезно.
Зачем он привел эту сумасшедшую? Неужто не мог найти кого-то столь же умелого, но при том не раздражающего?
Амур, хоть и лениво, встает на мою защиту:
– Катерина – та еще Богиня. От нее проблем больше, чем от шарлатана Константина.
– Тебе-то откуда знать?
Всем своим видом коротышка бросает вызов. Мелкая букашка старается занять как можно больше пространства: говорит громко, ноги задирает на стул.
– Мы знакомы, и они мне должны.
– Как Боги могут быть твоими должниками?
Ей каждое слово нужно подвергнуть сомнениям? Разумовский не закипает, как часто это бывало раньше. Он вымученно улыбается, садясь. Синеватые тени залегли под его глазами.
– О, я храню пару скелетов из их шкафов у себя.
– Везде-то ты поспел, – ворчит девка, делая записи.
Комната погружается в тишину. Катунь катает пряди волос, зажимая их между ладонями. Амур вяло стягивает кожаные перчатки и разминает пальцы. Горючка помогает мне расслабиться. Плечи опускаются. Горькая жижа развязывает мой язык.
– У вас что-нибудь было? С Катериной? – шепотом задаю я Амуру давно терзающий вопрос.
Я удивляюсь этому ничуть не меньше присутствующих.
Три пары недоуменных глаз обращены ко мне. Амур хмурится. Голова становится легкой, как перышко.
Сама себе придумывала всю эту ересь и переживала, когда поводов для переживаний…
– Было.
Был. Повод для бессонных ночей и мокрой от слез подушки все-таки был.
– Хотел, чтоб перепало божественное благословение, а тебе просто перепало? – не скрывая издевки, спрашивает Инесса.
Ее веселит происходящее?
К горлу подкатывает желчь. Горькая, как слезы и страх, что оказался не беспочвенным.
– Заткнись! – вою я, схватившись за край стола.
То ли горючка, то ли обида выбили почву из-под ног. Пол стал мягким, как едва натянутая простыня.
– Она же знала! Мы были почти что подругами…
Не знаю, сказала я это вслух или нет, но лицо воровки просияло.
– Все знали, Идэр. – Катунь пожимает плечами и чешет щетину на подбородке. – Дружить с Богами – не лучшая идея.
– А спать с ним – лучшая? – бросаю я, пряча лицо в ладонях. Инесса вновь хватается за перо.
Какой же глупой я была. Знала ведь, что Амур не был мне верен. Конечно, не был, он жил при царе, в окружении придворных дам. Он всегда умел говорить женщинам то, что они хотят услышать. Почему я думала, что Катерина могла противостоять его чарам? Они проводили много времени вместе. Как давно? Почему он посягнул на святыню?
Теплая ладонь аккуратно касается моего плеча. Рука скользит по предплечью. Катунь всегда меня утешал. Он всегда был ко мне слишком добр. Я этого не заслужила.
– Века два назад такого не было. Народ был богобоязненнее. Прекрасное было время, – шепчу я, старательно скрывая дрожь в голосе.
Клоунада затянулась и порядком мне надоела. Хочется спать, но, прежде чем поднимусь, мне стоило бы успокоиться.
– Зато улучшились куртизанки.
– Два века назад? – изумленно переспрашивает Инесса.
– Мне тогда было чуть за век, отец часто брал нас с братом на мероприятия со взрослыми тетями.
Рука замирает, и я поднимаю заплаканные глаза. Теплая рука принадлежит воровке. Она ласково задержалась на локте. Отстраняюсь от нее. Ножка табуретки надламывается, и я оказываюсь на полу.
Богиня тебя побери!
– Ты же не хочешь сказать, что тебе две сотни лет? – Инесса ахает, глядя на наши озадаченные лица. – Больше?! Да вы прикалываетесь!
Она чокнутая. Амур смотрит на нее, не скрывая удивления. Разумовский встает позади Инессы, опираясь на спинку стула, к которому она совсем недавно была привязана. Он точно положил на нее глаз.
– Сколько тебе лет? – щурится девка.
– Явно больше двух сотен, не находишь? К трем уже подхожу.
– Я бы сказала, что ты хорошо сохранился, да мама учила, что врать – плохо.
Катунь издает смешок, маскируя его под кашель. Это не спасает его от злобного взгляда Амура. Он резко опускает спинку стула, и Инесса чуть не опрокидывает стол. Она вцепляется в руки Амура, решающего, уронить ее или нет.
– Ты ведешь себя неподобающе, – цедит он.
– Неподобающе для кого? Вы – кучка преступников. Не тебе учить меня морали.
– Амур служил при дворе, – вклинивается Нахимов.
– Кем? Воспитателем?
– Это не имеет значения. – Амур трясет стул, и Инесса вжимается в спинку. Черные кудри растрепались и торчат во все стороны.
– Не тебе меня воспитывать.
– Она с характером, – констатирую я, в попытках отвлечься от горькой правды.
Катерина – святая. И пусть многие не возлюбили Новых Богов, в честь нее и по сей день воздвигаются церкви. А Амур сумел испоганить и ее память.
– Выдрессирую, – холодно бросает Амур и глядит на Катуня.
Нахимов лениво пожимает плечами. На нем все еще лишь просторные штаны. Отодвигаюсь чуть дальше. Внезапно сумасшедшая смелеет. Инесса пыхтит и скрещивает руки на груди. Она испытующе смеряет Разумовского взглядом и говорит:
– Ты ничего не сделаешь. У нас же сделка. Или хочешь лишиться пальца, мой сладкий?
* * *
Свечи на витиеватых подсвечниках расставлены по всему банкетному залу. Огни танцуют между кружащимися парочками, подрагивая в отражении мраморного пола. Два длинных дубовых стола, уставленные едой, тянутся вдоль лазурных стен. От обилия запахов внутренности жалобно сжимаются, умоляя попробовать все.
Когда-то я не могла и мечтать оказаться в летнем дворце.
Легкая ткань рубинового платья струится по изгибам тела. Поправляю свободной рукой косы со вплетенными в них алыми лентами, наслаждаясь музыкой. Сидящая за клавикордом девушка наверняка обучалась у Ландау. Милейшая женщина.
Наследник престола, Виндей Волган Воронцов, в прекрасном расположении духа. Никогда не крутящийся под ногами отца, он уделяет внимание каждому гостю званого ужина. Будто ему действительно доставляет удовольствие слушать нескончаемый поток болтовни, сплетен и жалоб. Камзол глубокого изумрудного цвета,