Как ни старался капитан-власовец сагитировать кого-нибудь ещё, больше никто из лагерников не присоединился к добровольцам. Вскоре он, совсем не радостный, покинул лагерь, предварительно отправив впереди себя добровольцев с конвоиром. Если бы добровольцы остались в лагере хоть бы на час после отъезда капитана, пленные бы их растерзали.
В своих воспоминаниях не могу не рассказать об одной лагерной команде из 15 туркменов. Начальником команды был пятидесятилетний бывший работник райкома партии из Ашхабада, старик в моем понимании. Все туркмены его уважали и слушались. Однажды в лагерь для вербовки приехал представитель власовцев из туркестанского полка. Туркмены все как один, посоветовавшись между собой, отказались служить во власовских формированиях. После этого случая авторитет военнопленных-туркменов среди лагерников очень повысился.
Авианалёт союзников
После Нового года лагерная жизнь вновь потекла по старому руслу. Лагерные команды по-прежнему выходили на работы в «RW», на ремонт станционных железнодорожных путей и сооружений. Вечером многие пленные в бараках перед сном делали из дерева детские игрушки: свистки, петушки, шкатулки, разных зверят по мотивам героев русских сказок. Игрушки давали продавать тем командам, которые работали на вокзале или вблизи него. Большинство поделок продавали я и Виктор. За полчаса до работы и после неё мы брали корзинки, наполненные игрушками, и быстро бежали на перрон вокзала, предлагая их пассажирам. Мастер и конвоир разрешали нам заниматься такой коммерцией. Одни игрушки мы меняли на сигареты, хлеб, другие продавали за немецкие марки. Многие пассажиры покупали игрушки из-за интереса к ним, другие, чтобы как-то помочь пленным. Воровать на железной дороге после нового года стало очень трудно и опасно. Всюду на станции рыскали гестаповцы, эсэсовцы, полицейские, жандармы… За воровство они на месте расстреливали пленных.
Нашу команду продолжали иногда посылать на окончание строительства бомбоубежищ, разбор завалов, засыпку больших воронок после бомбёжек.
В середине апреля, возвращаясь с работы, команда попала под сильную бомбёжку. Тревога или по-местному «алярм», была объявлена с запозданием. Мы только-только успели добежать до путепровода, который пересекал железнодорожную магистраль у вокзала, как с американских и английских самолётов, которых было более сорока, посыпались бомбы… В туннель путепровода набились сотни прохожих, пассажиров и солдат с поездов и эшелонов, остановившихся на станции. Все моментально легли. Помню, как ко мне прижалась немка средних лет и молилась богу. Ей, наверное, казалось, что в русского военнопленного не попадёт ни один осколок от рвущихся неподалёку бомб. С каждым разрывом она прижималась ко мне всё ближе и ближе. Наш конвоир-старичок, призванный недавно в армию по тотальной мобилизации, тоже залёг рядом, а свою винтовку отбросил метра на два. Хоть пленным и было страшно лежать под свистящими бомбами и их разрывами, но они приговаривали: «Дайте немцам прикурить ещё и ещё раз!»
В этот день Аусиг подвергся бомбёжке союзной авиации как никогда. Всё вокруг горело, сотни домов были разрушены. Когда пришли в лагерь, то увидели, что одна бомба попала в барак ревиры. Он был разнесён в пух и прах. От нескольких больных ни осталось даже следа. Лишь отдельные части тел висели на колючей проволоке ограждения лагеря. Караульное помещение тоже было разбито. Солдаты-конвоиры разбежались из него кто куда. Да и многие пленные в страхе покинули лагерь.
Мы с Чабаном тоже решили не ночевать в лагере, опасаясь повторного ночного налёта авиации. Надвигались сумерки. Электричества не бело. Мы проползли через брешь в проволочном заграждении лагеря и пригибаясь, кинулись бежать из города вдоль насыпи по железнодорожным путям. Через два часа мы дошли до большого леса на склоне Рудных гор. Сильно устали и решили переночевать в лесу. Для постели наломали веток, сверху набросали сухих листьев и, прижавшись друг к другу, уснули. Рано утром проснулись и решили подобрать себе другое укромное место. Недалеко нашли сухой колодец, который был сооружён для кабельной линии связи. В нем было тепло и можно было сидеть на корточках. Днём через щель крышки колодца, мы наблюдали за бродившими в лесу жителями города, которые побросали свои дома и прятались в лесу, опасаясь очередной бомбёжки. К концу дня еда у нас кончилась, и мы решили к вечеру выйти из нашего убежища и вновь вернуться в лагерь.
После бомбёжки команды в лагере перемешались, утром никто на работу не пошёл. Вечерних проверок не стало. Занимался кто чем хотел. Я с Чабаном пошёл на товарную станцию искать в разбитых вагонах муку. Такой вагон нашли в тупике. Из него уже брали украдкой муку местные жители-чехи, а также военнопленные. Проходя по станции, мы видели, как из некоторых вагонов в порядке живой очереди гражданские вытаскивали ящики с консервами, печеньем, различными крупами. Конвоиры-немцы отгоняли толпу от разбитых вагонов, но делали это нехотя, медленно, скорее всего для видимости. Однако некоторые конвоиры открывали огонь по военнопленным, пытавшимся достать продукты из вагонов. В этот день за несколько картошин, взятых из вагона, был расстрелян наш лагерник-татарин.
Победный май
Прекрасный весенний месяц апрель растекался по земле волнами тёплого воздуха. Лопались почки на деревьях, пробивались ростки яркой весенней зелени. От Рудных лесистых гор со стороны Карловых Вар долетал тончайший аромат обновляющейся природы, а в нас стала бродить, как хмельная брага, неистребимая мечта о воле. Окончание войны ощущалось вместе с весной всё явственней, всё ощутимее. Чувствовалось приближение окончания войны…
На городском вокзале, куда мы теперь изредка попадали работать, наблюдали толпы народа: военных в серо-зелёных шинелях, беженцев из юго-восточных районов Германии. На их лицах было одно выражение – озабоченность. Военные группами располагались отдыхать прямо на полу перрона, так как скамеек на всех не хватало. Они дремали и неохотно обменивались фразами. Беженцы сидели на чемоданах, плетёных корзинах, скамейках, читали газеты и пережёвывали свои скудные бутерброды с маргарином или тонким кусочком сала.
Чабан сказал мне: «Смотрю на немцев, и они мне кажутся совершенно другими. Не такими, как были в начале войны! Посмотри на теперешних немецких солдат: одни безусые мальчишки и морщинистые старики. Всех «тотальная мобилизация» подобрала!»
Я посмотрел туда, куда показывал Чабан и подумал: «С такими солдатами много не навоюешь».
В лагере стали поговаривать, что комендантом получен приказ, чтобы с приближением фронта к Аусигу он эвакуировал из лагеря всех пленных, в том числе и больных. По линии гестапо коменданту также сообщили, что пленных в пути будут расстреливать и уничтожать специально организованные для этой цели эсэсовские части.
1 мая 1945 года в лагере на плацу были выстроены военнопленные в последний раз. Вновь назначенный комендант из югославских немцев поздравил пленных с пролетарским