Члены комитета знали, что среди русских военнопленных в то время активную пропаганду вели власовцев, агитировали их вступать пленных в Русскую освободительную армию. Члены комитета вели активную контрпропаганду, чтобы пленные не предавали свою Родину, рассказывали, что Победа не за горами, распространяли среди пленных свежие известия о поражении фашистских войск на фронтах в России, о битве союзников в Италии и другие антинацистские сообщения.
То, что власовцы стали проводить активную работу среди пленных, было заметно и по нашему лагерю. Сюда ежедневно наведывался власовский поручик. Он был строен и подтянут, светловолос. Офицерский китель без морщинки облегал его крепкую грудь, на брюках отутюжена безупречная складка. Ботинки на толстых подошвах были начищены до блеска. На левом рукаве пестрела нашивка: на бело-красно-синем поле три жёлтые буквы «РОА». Звали его Сашей.
Мы к нему относились, как к душевнобольному, не понимающему смысла в жизни. Слишком дурашливыми, бестолковыми и нарочито путаными были его объяснения «нового порядка», который обещали фашисты и власовцы русскому народу после победы над большевиками. Власовец приходил в лагерь в любое время суток и держал себя с пленными по-свойски, панибратски, угощал сигаретами, рассказывал свежие немецкие новости и обязательно похабные анекдоты. Единственное, чем он нас привлекал, так это тем, что приносил с собой свежие газеты на русском языке: читая их, мы между строк выуживали правдивые новости.
Незаметно от охраны мне ежедневно удавалось разговаривать с Марией. Видно было, что и ей приятно со мной встречаться. Я узнал, что она перед войной окончила восемь классов, была всего на два года младше меня. Долгое время скрывалась от мобилизации и насильственного угона на работу в Германию. Осенью 1943 года на рынке в Пинске попала в облаву, была схвачена и отправлена на работу в Германию.
Мария была истинной патриоткой Родины. Мы вспоминали школьную пионерскую, затем комсомольскую жизнь. Мария осуждала некоторых своих землячек, которые вели себя недостойно на различных увеселительных мероприятиях в городе Аусиге, организованных немцами для иностранных цивильных рабочих. В течение всего моего кратковременного пребывания в «RW», вплоть до июля 1944 года, Мария через итальянца Горацио подкармливала меня. Постепенно я стал поправляться, набирать вес, физически окреп. С наступлением тёплых дней малярия меня покинула.
«Куда же смотрит немецкий народ?..»
Не знаю, почему, но запомнился поразивший меня один случай в «RW». Однажды наш военнопленный-токарь, работавший на Родине одновременно на нескольких станках, поспорил с молодым немецким рабочим, хорошим токарем, кто больше выточит деталей за час.
Наблюдать за их соревнованием собралось много рабочих всех национальностей. Даже наш конвоир заинтересовался и не обратил внимание на то, что мы бросили работу и стали тоже наблюдать.
Станки спорщиков стояли рядом. Одновременно они были запущены в работу. Немец и русский вытачивали одну и ту же деталь по размерам и с одинаковыми требованиями к ней.
За час немецкий токарь выточил 30 деталей, а русский – 40, да и по качеству обошёл немца.
Наблюдавшие за соревнованием немцы были очень удивлены достижением русского токаря. Ведь они были заранее уверены, что русский Иван работать не умеет, что он ленив и глуп. И невдомёк им было, что русские специально саботируют любую работу в плену и притворяются неумехами.
Однажды за небрежную работу по сборке буксов немецкий мастер снял меня с этой работы, взял меня за рукав и подвёл к полке, на которой в каждой ячейке были разложены болты, гайки, шайбы, шурупы строго по своим номерам и размерам. Приказал, чтобы я ходил по цеху, собирал эти детали, разбросанные на полу, а потом раскладывал в нужной последовательности в необходимую ячейку. Я собрал в течение дня на полу много болтиков, гаек, шайбочек, шпилек и т. д., но преднамеренно разложил их вразброд, не в нужные ячейки. Мастер меня очень ругал за мою бестолковость. В конце концов я добился, что он поручил мне выполнять самую лёгкую работу – ходить по цеху и подметать пол вокруг токарных станков от мусора и металлической стружки. Поглядев на мою работу, он сказал: «Вот эта работа по твоему уму!» Я же подумал, что она соответствовала моей кормёжке.
Теперь я приходил на работу и с охотой подметал в цеху пол. Если никто не смотрел в мою сторону, стоял с метёлкой на одном месте и смотрел по сторонам. Как только видел, что на меня смотрит конвоир или мастер, усиленно размахивал метёлкой по полу, показывая свою старательность и усердие. Даже на такой работе «тянул время». Часто бегал в курилку, либо часами отсиживался в туалете, либо бродил по цехам просто так, ради любопытства.
Избиение немецкими солдатами
В конце депо, там, где по кругу разворачивались локомотивы, увидел однажды картину издевательства эсэсовца-охранника над двумя концлагерниками. Он в течение получаса подавал им команды, которые ими тотчас исполнялись: «Лечь! Встать! Лечь! Встать!» и т. д. Затем отрывисто приказывал: «Шапку снять! Шапку надеть! Шапку снять! Шапку надеть!»
Наблюдал за ними через щель в заборе. Очень переживал за них. Видно было, что концлагерники очень устали. Их лица покраснели от напряжения, на лбу выступил холодный пот. Эсэсовец совсем разошёлся. Бегает вокруг, кричит, как зверь: «Встать! Лечь! Встать! Лечь! Встать! Лечь!» У меня разболелась голова и защемило сердце от виденного. Но я был бессилен им помочь.
Ещё школьником привык относиться к Германии, как к культурной, высокотехничной стране, но теперь, непосредственно познакомившись с жизнью и порядками в ней, убедился, что фашизм возрождает в ней самый настоящий рабовладельческий строй. Думал, куда смотрит честный, трудолюбивый немецкий народ на происки Гитлера?
Несколько раз пытался бежать, но боялся, что поймают. Знал, что
Возвращение с работы
пойманных беглецов в лагерь не возвращают, а направляют в концлагеря. Мы знали, что там один путь выхода на свободу – в дымовую трубу крематория.
Несчастье
Я все время подыскивал