Шахтер Костя – местный, все его знакомые разъехались по разным странам – кто беженцем в Европу, кто к родным на Украину, а кто в России теперь живет. Но ключи от квартир оставили ему и пару раз в неделю он приходит и смотрит за их состоянием. Костя большой, грузный и грустный.
–
Опять дебилы малолетние в Телеграмме радовались, что подстанцию восстановили, свет дадут, х*ё-моё. А вчера туда два снаряда прилетело, и всё – опять теперь подстанцию надо восстанавливать. С**и, молчать не могут же, – вопрос с электричеством здесь самый обсуждаемый. Всем надоело уже жить при свечах и таскать воду из колодцев. – Обещали в феврале дать, теперь уже на апрель перенесли, никто ничего не знает, но зато все и обо всем пишут. У меня вот дружок тут рядом жил, сейчас со всей семьей в Голландии. Сначала всё туда звал – и денег дают, и работать не надо. А сейчас всё – по прижали их там. Последний раз, когда созванивались, говорит, как свет в городе появится – сразу домой поеду. Видел же, какая у него жинка?
Неделю назад были сильные морозы, канализация не выдержала и всё наше добро вышло в квартире на пару этажей ниже. Течь была устранена, тепловой пушкой отогрета замерзшая каныга, порядок наведен силами местного пролетариата. Там в квартире мы и увидели фотографию друга с женой.
–
Хороша? – Костя поднял палец вверх, – так и звали её между собой Света, значит звезда, наша.
Мы с Кошманом соглашаемся. Глаз радуется, мозг отвлекается.
–
Я завтра вам борща принесу, нашего, местного. Моя приготовила.
И вот с этого самого завтра прошло уже пять дней. Борщ мы съели ещё в самом начале, потому что готовить что-то серьезное было некогда. На улице начались последние морозные мартовские деньки. И мы, и враг понимали, что как только станет теплее, знаменитый луганский и донецкий чернозем станут непролазной преградой для любого вида техники, отличного от МТЛБ.
Поэтому фронт активизировался, мы с каждым вылетом мы замечали всё новые и новые колонны с пополнением, прибывающие с той стороны. Вчера днем срисовали несколько шустрых грузовиков, резво высадивших свежие резервы рядом с “хамелеоном” – лесопосадкой, своими очертаниями напоминающую эту хитрую ящерицу. Противник не ждал, что наш разведчик будет крутиться в той стороне – бои шли южнее и севернее этого места, поэтому войны в новеньком камуфляже не спеша спрыгивали с бортов грузовиков, принимали шмурдяк и БК. Кто-то даже начал закуривать.
–
Лунтики, опять лунтиков привезли, – улыбался Кошман, набирая на гаджете номер расчета.
Он не признавал переписок и корректировал орудия исключительно при помощи громкой связи, отчего иногда было даже радостно, что у нас нет соседей. Так себе была бы история, если бы каждую ночь к нам приходили невыспавшиеся мужики в трусах и грозились бы вызвать участкового (шутка и сарказм, если что). “Лунтики” тем временем не спеша уходили в посадки – листвы не было, цель была как на ладони.
–
Набирай соседей, – была смена Кошмана, он был за старшего. – Отработаем с двух рук.
Намечалось знатное побоище. ЛБС за последнее время продвинулась хорошо вперед, но наши орудия еще не перекатывались ближе, и поэтому эффективно работать по противнику мы могли только вдоль дороги. Готовился явно накат, и чем больше мы выпустим снарядов сейчас, тем меньше нам придется выпускать их потом.
–
Белый, прими икс-игрек, – скороговоркой прокричал Кошман в телефон, – повтори, да, верно. Навестись и доложить – тут тьма народа ждёт, будем вместе с соседями работать.
Кошман отложил свой гаджет на правую сторону ствола и взял мой:
–
Братец, как ты там, поработать хочешь? Прими цель, – второе орудие также получила координаты. Второй телефон лег по левую сторону ствола. – Мопед вот так будет проходить траектория от первого орудия, вот так – от второго. – Кошман для оператора дрона рукой показал на карте в верхнем углу экрана направление стрельбы.
–
Принял, – Мопед, удерживая картинку лесополосы с резервами врагов, увел разведчика немного дальше, предстояло “ловить” первые разрывы, для дальнейшей корректуры. Как всегда летного времени оставалось немного, и для экономии батарей оператор развернул птичку против ветра.
–
Наведен – готов! Наведен – готов! – практически одновременно пришёл ответ и с правого, и с левого телефона.
Кошман, наклонившись вправо, отдал приказ:
–
Первый, один – огонь!
–
Выстрел, – раздалось через какое-то время.
Мопед щелкнул секундомером:
–
Какое подлетное?
Кошман сверился с записанной информацией, полученной с орудий:
–
Двадцать пять, – и выждав еще порядка 10 секунд, наклонился к левому гаджету, – Второй – огонь!
–
Выстрел!
Мы уставились в экран, ожидая разрывов. Нам не было видно фигурок врагов, только некое общее шевеление, скорее всего отцы командиры там сейчас пытались навести некое подобие порядка, чтобы спрятать новенькое мясо до момента наступления.
–
Н-н-н-а-а, блядь! – выдохнул Кошман.
Разрыв от первого снаряда возник словно по науки на самом краю лесополосы, точно попав в правый край затаившихся “лунтиков”. Масса на какое-то мгновение замерла, вздрогнула, а потом попадала на землю, стараясь лечь как можно ниже, буквально вжаться в мерзлую землю.
–
Белый, слышишь, – красавчики! Давай еще раз, на тех же, по готовности – ушла корректировка в правый телефон.
–
Подлетное! – это Мопед, сверясь с таймером предупреждал о скором втором разрыве. Смотрим на монитор.
–
Вот! Есть! – оператор пальцем показывает на еле различимое облачко взрыва, возникшее на самой границе экрана. Прилетело не туда и не там.
–
Шрам, бл*дь, хер пойми куда улетело. Давай правее ноль-ноль четыре, ближе – триста, один огонь, – Кошман кричит в левый телефон, раскуривая сигарету.
–
Выстрел! – это из правого телефона.
Разведчик снова подлетел ближе к посадке, там куда пришелся первый разрыв – большая черная клякса, вокруг неё никого, только разбросанные рюкзаки. Дальше по посадке видны вжавшиеся в землю люди, между которых быстро перебегают командиры, видимо пытаясь их поднять и увести за дорожную насыпь.
–
Подлетное, – начинает говорить Мопед, и тут же рядом с первым появляется второй разрыв, прямо в самую гущу чего-то камуфлированного.
–
Выстрел, – это оживает левый телефон.
Кошман хватает правый гаджет и держа его в руке так, как будто собирается пить из него чай кричит:
–
Хорошо, ой хорошо, давай еще