– А что –это хорошая идея, по окончании школы расписаться. Я бы остался здесь на ПМЖ, – сказал Виталий, с издевкой в голосе.–Германия скоро станет единой. Хочешь, живи в ГДР, хочешь в ФРГ, а хочешь, вообще катись на другой континент.
Выпрыгнув из–за стола, контрразведчик вспылил, хватая папку с собранным компроматом, которая лежала на столе. Его трясло от слов сказанных Демидовым
– Вот –вот целое досье на вас уже собрано! Каждый шаг ваших приключений зафиксирован и отражен здесь. –Оперативник постучал кулаком по папке.–Я вам покажу гражданство! Я вам покажу жениться! В первый день после выпускного –в Союз! И не дай Бог, где заикнётесь! Я вам документы готовлю для поступления в училище, а они мне на ПМЖ собрались оставаться в Германии.
Ребята сидели, и недоуменно смотрели на Шабанова, не понимая его притязаний на их личную свободу. Русаков не выдержал его нападок и сказал:
– Я товарищ старший лейтенант, передумал….
– Что ты передумал Русаков, – спросил «Молчи».
– Я буду поступать в московское общевойсковое училище – верните мне документы и на этом мы заканчиваем разговор. Не хочу жизнь сидеть на заставе, как тот Карацупа со своим псом Индусом. Лучше буду бегать в пехоте, там и продвижение по службе идет намного быстрее, да и вакантных должностей больше чем у пограничников.
«Молчи», на какое–то мгновение задумался. Он почувствовал, что еще мгновение, и он потеряет контакт с подопечными. Пока злополучная карта находится у них, он не мог даже пискнуть в их сторону, иначе сокровища смоленского банка, как он думал, могли попасть не в его руки.
– Ладно, Русаков, это дело твое, куда поступать. Только ваши «личные дела» уже в Москву спецпочтой ушли в пограничное училище, –соврал «Молчи». Вы же должны знать, что в «Дзержинку» документы абитуриентов направляются почти за полгода, до поступления. Так что делай дубликат, и вперед с песней по жизни. Только на этот раз я попрошу вашего комсорга и классного руководителя упомянуть в характеристике о ваших сексуальных взаимоотношениях с гражданками Германии. Казановы –мать вашу! Вы представляете, в какое положение вы ставите меня и командование ЗГВ?
Русаков услышав упоминание о Керстин, пожалел, что вообще обмолвился о том, что изменил свое решение в выборе военного училища. После рождественской вечеринки прошло почти три месяца, и теперь было поздно их подружкам прерывать беременность –было половина срока, и надо было готовиться не к поступлению, а к торжественному принятию отцовства.
– Черт, черт, черт! –выругался «Ташкент». Это же надо так вляпаться….
– Чего ты стонешь? Поступишь ты в училище, – сказал Русаков.–У тебя протеже есть!
– А ты?
– А я на Керстин женюсь, надену кожаные шорты и приму лютеранство. Буду пить с гансами в гасштеттах пиво, и как Штирлиц, тайно любить родину, которая бросила верного ей сына.
– Придурок, – сказал Виталий, и бросил окурок. –Все шутишь? –Я ему бля…. про Фому, а он мне про Ерёму.
Виталий достал из кармана жвачку «Тутти –фрутти» и сунул в рот.
– А что, я должен, по–твоему, стонать, как ты?! Будь что будет! Жвачкой угости!
Виталий достал пластинку и подал её Русакову. – Я же не могу изменить ход событий, которые запрограммированы высшими силами.
– А откуда вообще «Молчи», узнал, что наши девки беременные? У него, что в доме Керстин «жучки» стоят? – спросил Виталий.
– А может и стоят, – сказал Русаков. –У наших особистов очень крутые связи с МГБ ГДР и им ничего не стоит установить «жучка». У них для этого отдел «F» есть. Только я не понимаю зачем?
– А зачем тогда заколбасили деда Керстин, – переспросил Виталий.–Неужели ты думаешь, что этот фриц попросил своего друга по плену застрелить его только потому, что у того был рак четвертой степени? Да это полный бред. Даю голову на отсечение, что это дело рук ШТАЗИ.
– Слушай, а может они ищут эту карту? Может ему довелось что–то про неё узнать? То– то я думаю, что это вдруг стало с нашим куратором. Раньше готов был в Союз отправить, а сейчас готов лизать нам жопу. Что–то здесь братец, не то….
– Да ну! Ты Русаков, придумываешь всякую хрень, откуда он знает? У него, что кругом прослушки стоят, и стукачей полон городок?! Я уже и сам забыл, куда мы эту карту дели. –Куда –куда в саду у Керстин зарыли. Под яблоней, на Рождество. Ты же сам после того, как мы подрались, засунул её в бутылку из–под шампанского и закопал с глаз долой. Ты своей Эрике, хотел клясться на библии, что женишься на ней, и заберешь с собой в Союз, – сказал Русаков, подкалывая друга.
Демидов вытаращил газа, и, выдержав паузу, будто что–то вспоминая, сказал:
– Я Саша, не настолько был пьян, чтобы забыть ту вечеринку. Может мы тогда, и говорили, про эту карту, но я не помню, что именно.
– Конечно, говорили, –сказал Русаков.
– Тогда надо срочно ехать и перепрятать её, – сказал «Ташкент». –Я больше чем уверен, что дело именно в этой фашистской карте.
Вечером, в дверь дома где жила Keрстин, которая выходила на задний двор, кто–то таинственно постучал.
– Кто там, – спросила девушка по–немецки. –Уходите, я сейчас вызову полицию!
– Это я –Саша! Открой Керстин, –сказал по–немецки Русаков.
Отворив двери, немка увидела своего русского, который не появлялся у неё уже больше недели. Пролив ведро слез, она почти смирились с тем, что он бросил её навсегда –сказывались психологические последствия беременности.
– Привет, –сказал Русаков, и первым делом войдя в дом, обнял девушку. Его появление тронуло её до глубины души, и она, пустив слезу, повисла у Русакова на шее. Поцеловав девушку в губы, он перевел внимание на выступающий живот, и, улыбаясь, сказал:
– Дас ист майне беби?
Керстин улыбнулась, и, смахнув слезу, ответила:
– Я думала, ты Заша, больше не придешь. Я думала, ты меня забывать.
– Тихо, ничего