Керстин и Эрика, держа под руку своих русских воздыхателей, ликовали от какого–то странного неописуемого счастья. Еще недавно им казалось, что они просто играют в любовь, и придет то время, когда будет можно легко и безболезненно разорвать эти связи и перейти в состояние нового поиска. Да, только они еще не знали, насколько коварна была эта любовь. Она, словно дьявольский мороз медленно и уверенно промораживала каждую клеточку организма. Она ползла с ног до головы, отвоевывая для себя все новые и новые пространства. Она – как грибница прорастала внутри души до тех пор, пока сердце не оказывалось полностью в плену этих сетей. Сами того не замечая, девчонки все больше и больше погружались в «трясину» этих чувств, которые совершенно свободно стирали грани национальной принадлежности. Девчонки, словно растворялись в душах этих чертовых славян, не понимая, что с ними происходит.
– Кафи, магазины, парк унд кино, –спросила Керстин, показывая руками различные направления. –Или просто будем просто «Луна парк» шпацирен?
– «Луна парк» шпацирен, –ответил Виталий.
– Эй, это что такое, –спросил Русаков, услышав новое слово.
– Это Заша, гульять атракцион, –ответила Керстин.
– Фарен –туда, сьюда. Ессен айскрем, музиум тур гейн, «Луна–парк». Кататься нах американский трамвай горка….
– «Луна –парк» –это где фигня такая, –спросил Русаков.
– Это Шпрее –аттракцион парк, развлекаться –ответила Керстин. –Смотреть будем колесо на Берлин.
– Короче Санек, луна–парк, это как у нас обычный парк в Союзе. Там такое большое колесо обозрения, американские горки, всякие аттракционы–комнаты, смеха и пивные ларьки с пивом «Берлинербир». А еще тиры.
– Тиры –это я люблю! Пострелять типа можно….
– Наконец–то до тебя дошло, –сказал Демидов, и подхватив под руку Эрику, направился в сторону трамвайной остановки. Керстин улыбнулась, и вцепившись в руку Русакова, потянула его следом за кузиной. Только сейчас прожив на земле половину своей жизни, начинаешь понимать, как эти горки, схожи с человеческой судьбой, отражающей ее с зеркальной точностью. Плавные подъемы в самом начале, и всевозможные взлеты, падения. Даже мертвые петли, на всем протяжении жизненного пути будут вам гарантированы, лишь бы вы, появились в обличии человека.
Девчонки, обдуваемые ветром, сидели в тележки американских горок, и в ужасе визжали не своим голосом, падая после каждого подъема в крутое пике. Парни затянув в узлы нервы, старались не выдавать эмоций накатывающего на них страха. Схватившись до синевы в пальцах в железные поручни, «героически» мычали и фальшиво, сквозь силу улыбались своим спутницам, стараясь показать иностранкам стойкость русского духа. А потом, они еще долго катались на электромобилях, каруселях, ели ванильное и ананасовое мороженное в вафельном рожке. Кушали знаменитые жареные сосиски с кислой горчицей, запивая все это первоклассным пивом. В середине дня немки выглядели уже не только бесконечно уставшими, но счастливыми. Их глаза словно светились от непонятного азарта, который все больше и больше овладевал их сознанием.
– Нам фроляйн пора домой –фарен цу хаузе, –вдруг сказал Виталий. –Нужно шляфен, выспаться, у нас завтра соревнования по стрельбе. Ты не забыл дружище, сфотографироваться на охотничий билет.
– Черт! Спасибо, что напомнил, – сказал Русаков. –Что случилось, –спросила Керстин.
– Нам надо ехать домой. У нас завтра майстершафт шисен…. Надо фотографирт ауф ягтпапир….
– Зачем делать, –спросила Керстин. –Александрплац в магазин «Центрум» есть фотоавтомат. Цвай марк фото фертиг….
– Слышь Санек, Керстин говорит в «Центруме» есть фотоавтомат, –сказал Виталий. –За две марки и фото через минуту будет готово. Пошли сфотаемся сами, да и девок сфотаем….
В конце восьмидесятых население Берлина составляло больше трех миллионов человек. Встретить здесь на Александрплац знакомого человека из СССР, а тем более из одного гарнизона было просто не реально, но судьба не бывает без иронии и глаза старшего лейтенанта Шабанова нежданно уперлись в знакомый ему межнациональный «квартет» русских парней и немецких фроляйн. Радость романтического путешествия, по закону подлости, в самый интимный момент, была омрачен нежданно нарисовавшимся работником особого отдела, который непонятно зачем шлялся в рабочее время по центру столицы ГДР, в компании с вольнонаемной медсестрой из гарнизонной поликлиники.
– Вот удача, так удача, на лугу пасется кляча, –сказал громко Шабанов, представ с широко расставленными руками перед ребятами.
– Мы вас нихт ферштеин, –сказал Демидов, с «рязанским» акцентом, делая вид, что не узнал своего идейного куратора.
– Так –в понедельник! Оба в кабинет директора, после первого урока, –сказал Шабанов, расплываясь в ехидной улыбке.–Буду учить вас парни родину любить!
– Мы фас не понимайт, –сказал Русаков, корча лицо. –Нихт ферштейн!
Девчонки сообразили мгновенно, и не успел Шабанов ответить Русакову, как услышал такие слова на немецком языке, которые ему ни кто не преподавал ни в школе, ни в краснознаменном училище имени Феликса Дзержинского.
– Шайсе, –сказала Эрика, прямо в лицо контрразведчика.–Это наши друзья. Если ты не отстанешь, я сейчас позову полицию, – сказала девушка по–немецки.
В этот миг она схватила Демидова под руку, и потянув на себя, показала Шабанову средний палец. – Ферфлюхте шайсе!
– Я вам завтра на стенде устрою ферфлюхте шайсе, –сказал сурово контрразведчик.–Вы у меня еще наедитесь говна до самых ушей….
– Вот завтра и поговорим, –ответил Русаков.– Поляков нам приказал сфотаться, на охотничий билет.
– А что в «ГДО» нет фотографа?
– А что в «ГДО» есть берлинские буквурсты, –спросил Русаков, ставя Шабанова в тупик.
– Готовьтесь с вещами на выход, –сказал контрразведчик ерничая.
– До завтра, –ответил Демидов. Внезапно возникший особист –это было неспроста. Это был плохой знак, который со стопроцентной уверенностью гарантировал неприятности.
– Ну, что готовим вазелин, –спросил Демидов.
– Черт! Черт! Что за хрень такая?! – провопил Русаков.
– Что у вас случилось, –спросила Керстин.–Это кто такой?
– Это русишь гестапо, –ответил Демидов. –КГБ собственной персоной.
– КГБ, –переспросила Керстин. –А что ему надо?
– Ему надо, чтобы мы сидели в гарнизоне, а не ездили по всяким Берлинам в поисках геморроя на свои попки….
Возможно, это была случайность, а возможно, что и происки «недремлющего ока КГБ». От этого органа даже в Берлине было скрыться не возможно. Немки в виду своего европейского менталитета не понимали, что случилось, поэтому, слегка обиделись. Ехали молча. Всю дорогу парни старались осмыслить произошедшее. Девушки молча смотрели в окно, и даже не могли представить, какие кошки скребут на душе их ухажеров.
Цоссен встретил друзей пустыми улицами, лишь возле молодежного клуба, из которого доносились звуки музыки, курили несколько молодых немцев.
– О,