– Где, где в ман…. е, – сказал Русаков, начиная выходить из себя.
Сидевший на заднем сиденье Штирлиц, потянулся к навигатору и нажал на маленькую кнопочку. Экран дернулся, и между Сычевкой и машиной вновь увеличилось расстояние.
– Еще три километра, –сказал Васильевич. -Надо было просто обновить спутниковые данные и всё….
– «Ташкент»к машине, – крикнул Русаков, и запустил движок.
Демидов занял место спереди, и спросил:
– Что едем?
– Едем -едем, -ответил Русаков.– Благодари Васильевича, он обновил данные спутника, и мы снова в деле….
Проехав три километра, друзья очутились около кладбища. До захода солнца, оставалось еще часов пять – шесть, и друзья, не теряя времени, приступили к поискам.
Ни Русаков, ни Демидов не могли поверить в то, что он в шаге от сокровищ. Казалось, что время летит просто с космической скоростью. Солнце уже подбиралось к тому месту, где оно должно было перевалить, за линию горизонта.
– Если не найдем, останемся ночевать, – сказал «Ташкент».
– Я пока не найду, домой не вернусь, – сказал Русаков, осматривая погост.
Вдруг в лучах заходящего солнца, на глаза Васильевичу, попал старинный склеп. На нем, словно последний луч надежды, высилось покосившееся изваяние каменного ангела – ангела скорби. –Викторович – есть! –крикнул майор.
Александр и «Ташкент», цепляясь за ограды, перепрыгивая через могилы, бросились к Васильевичу. Кругом стояли, покосившиеся кресты и кованые ограды. Кое-где, были видны старинные надгробья из черного мрамора и гранита, которые за десятки лет заросли зелеными мхами. Здесь давно не было свежих захоронений, и поэтому этот уголок кладбища превратился в сплошные руины. Старые надгробные камни, побитые пулями прошедшей войны, угрюмый вид ржавых решеток в выбитых глазницах, старинной часовни внушал чувства о бренности бытия.
– Жуткое место, – сказал Штирлиц, поглаживая поросшую мохом стену склепа.–Вот он родимый – мы его должны сделать….
– Вот видишь –фашист- то не врал, – сказал Русаков. Ни кто не вскрывал его. Так и стоит- родимый.
Русаков рассматривал надгробное строение, прокручивая в голове, каким образом стянуть с захоронения могильную плиту, которая весила не менее полу тонны.
– Хорошо лебедку с собой взяли, – сказал Виталий, почесывая затылок. –Вот и точки сошлись на этом долбанном нафигаторе.
Тут в голове Демидова проскочила какая-то мысль, и он засмеялся. Смеялся «Ташкент» азартно, и в его смехе чувствовалось что-то такое, что делало человека счастливым. -На хрена?!
– Что на хрена, – спросил Русаков.
– На хрена, мы его нашли?
– Ты что геморрой мозга получил, – спросил его Русаков.
– Дурак, я ведь теперь просто обязан, женится на Эрике, – ответил с чувством сарказма «Ташкент». -Я вообще –то мечтал, найти какой ни -будь клад, но ближе к пенсии. Чтобы на пенсии отдыхать и не заботиться о завтрашнем дне, – сказал Демидов. В ту минуту парни были по настоящему на эмоциональной вершине. Александр впервые почувствовал, какое-то внутренне благодать от того что доверился старому немцу. Виталий был прагматик и еще не испытал удовольствия от находки. А Васильевичу было на всю эту возню наплевать. Он был счастлив от того, что у него появились друзья с которыми и на пенсии можно совершать безрассудные поступки.
– Бля…. Виталик, сейчас не время для шуток, нам еще во внутрь попасть нужно. Мы сейчас проберемся внутрь, а там от дохлого осла уши. Демидов, волнуясь, вытащил жвачку и угостил Русакова и Штирлица.
– Доброта моя парни, сегодня беспредельна, как вселенная. Если там что-то есть, то я куплю себе целую коробку Тутти- фрутти, и смогу сразу запихнуть в рот два блока, – пошутил Виталий. –Так мужики, хорош точить лясы. Пошли за инструментом. Васильевич пока мы ходим, ты расчисти подходы. Русаков и «Ташкент» ушли.
Васильевич, осмотрелся и принялся расчищать заросшее надгробие. Когда он расчистил, то смог прочесть надгробную надпись. На передней, массивной плите, почему-то на латинице было написано. Пан Казимир Полонский, год рождения 1797–год смерти 1836.
Через двенадцать минут вернулись парни. –Викторович, а что на православном кладбище делает католик, – спросил Штирлиц. -Дата смерти совпадает с датой смерти Пушкина. Что это он тут в Сычевке, делал, –спросил Васильевич.
– Хреново ты Васильевич, знаешь историю. Поляки входили в состав российской империи и вели бизнес по всей России матушке. Если бы им Минин с Пожарским не сломали хребет в 1611 году, ты бы не был сейчас Тихоновым, а был бы пан Тихоницким. И шепелявил бы на польском, будто тебе дверью язык прищемили, – сказал Русаков, и захохотал. Штирлиц не успел докурить, как с металлоискателем и лопатой появился «Ташкент».
– Ну, что расхитители гробниц, накурились?! Ну что всколыхнем это царствие умерших и безвинно убиенных, –сказал он. -Нам надо сдвинуть плиту, чтобы проникнуть во внутрь, -сказал Русаков. -Здесь где-то должны быть металлические кольца, я такое в Германии видел.
Виталий вытащил нож, и стал, им скрести плиту, в предполагаемых местах. Нож зацепился за железку и Демидов, подцепив кольцо, вытащил его из ложбины, где оно было скрыто. Кольцо было ржавое и полностью поросшее зеленым мхом.
– Я думаю, выдержит, -сказал «Ташкент», зацепив за кольцо трос лебедки. -Давай, крепи цепь за дерево. Васильевич обернул толстую березу, стоящую на кладбище цепью и зафиксировал её кованым крюком.
– У меня готово, – сказал Штирлиц.
– Ну что поехали, – сказал Русаков.
– Ни пуха – ни пера, – ответил Виталий, и начал вращать рукоятку лебедки. Трос натянулся, как струна, и крышка гробницы медленно поползла, приоткрывая доступ в склеп.
– Дай я фонариком посвечу, – сказал Русаков, и взяв фонарь, посветил в образовавшуюся щель. Луч света коснулся дубового гроба, который был на удивление цел.
– Ну что там Санчело….
– Гроб старинный дубовый, – ответил Русаков.– Давай дальше тяни, хочу голову просунуть.
«Ташкент» и Штирлиц вдохновленные находкой вцепились вдвоем в ручку лебедки, и стали крутить её с такой силой, что крышка поползла и открыла доступ в склеп. Русаков сунул голову, и, посветив вовнутрь, принялся рассматривать могилу. Внутри склепа было мрачно. По углам шелковыми паланкинами свисала паутина, накопившаяся за долгие, долгие годы. Дубовый гроб, был оббит полосками меди. Выдавленный узор, на полосках от времени позеленел, но сохранил ритуальный, католический рисунок. В углу на полу, лежала груда костей, и истлевшие остатки старинной одежды. Вероятно, все это ранее принадлежало этому поляку. От увиденного, у Александра заколотилось сердце. Он подумал, что сокровища уже кем –то найдены, и теперь тайник пуст. Он спустился в слеп, и поднатужившись, сдвинул крышку гроба.
– Ну что там, – спросил «Ташкент», стоя на четвереньках. -Золото есть?
– Наше золото с говном смолото, – сказал Русаков, и выбросил на верх, истлевшую немецкую фуражку.
– Там что фриц лежит, – спросил «Ташкент». Он вытряхнул из неё волосы и взглянул вовнутрь. Как человек