В село въехали на большой скорости, нещадно давя на клаксон. Памятливый командир ждал реакции. Какофония в стиле Шнитке, не заставила себя ждать. Особенно усердствовал звонарь, видимо соскучился по событиям. На ходу высадив Петюню у комендатуры с наказами для старшины, Иван на бешеной скорости помчался к усадьбе Ванюшина. В зеркало заднего вида лейтенант со смехом наблюдал пристроившийся в хвост мотоцикл Сасы. Прыгающий на ухабах тарантас цвета хаки напоминал пьяную жабу,
если такие вообще существуют.
Вести неслись по Сидоровке со скоростью света. Когда «американец» подлетел к воротам усадьбы Ванюшиных, они уже были предупредительно распахнуты. Во дворе полным
ходом шла подготовка дружины к походу. Гаврила по-молодецки рванул к грузовику,
на ходу перекрестив себя и «Студер». Могучий староста прижал к себе дочь, пытаясь закрыть Любу от всего света. Баринов понял все переживания отца и его нежную любовь к единственной доченьке Любаше. Евдокия, улыбаясь сквозь слезы, гладила плечо Гаврилы, пытаясь успокоить то ли его, то ли себя. Ванюшин быстро пришел в себя, насупился, сбросив «телячьи нежности» жены и позвал к веранде на совет.
Заседать особо было некогда, все понимали, что успех компании по отлову японского танка в первую очередь зависит от скорости действий. Ох как помогла телефонная линия, протянутая между усадьбой Ванюшина и трактиром Сасы.
Через полчаса охотники Луки выехали, чтобы скрытно прочесать участок тайги, где может прятаться «японец «ха-го». Задача взвода Баринова – танк уничтожить. Иван понимал, нужно не число, а умение. Поэтому на задание отправил лучших, во главе с Прокопчуком. Конечно, в команду вошли близнецы – снайперы. Взяли и прохвоста Сасу.
Китаец хорошо знал японский язык и со слов Ванюшина, умел находить с самураями общий язык, что не раз спасало Сидоровку в период оккупации Маньчжурии.
Кроме того, успокоившись по поводу дочери, Ванюшин начал соответствовать своей природе – во всем искать выгоду. «Танк хорошо бы целым пригнать, пригодится весной землю пахать. Трактор сломанный стоит, за запчастями – путь дальний, а времена смутные» – заметил староста, с надеждой глядя на старшину – «Ты же меня Степа, как никто понять можешь».
«Постараемся» – учтиво ответил Прокопчук.
«Японцев лучше на месте уничтожить. Как думаешь, лейтенант?» – исподлобья задал вопрос Ванюшин – «зачем нам пленных кормить?».
«Не думаю, что в этом вопросе спешка нужна, с чего вдруг японец здесь появился?!
Вряд ли от своих отбился и месяц по тайге рыскал. Чует мое сердце, со спецзаданием он здесь. Завтра наши особисты подъедут, им задача поставлена найти атамана Семенова.
Есть информация, что он не в Японию подался, здесь где-то, возле своей резиденции погуливает. Особистам уж точно с японцами побеседовать захочется.» – Иван рассказывал секретную информацию Ванюшину, в надежде спровоцировать реакцию старосты, но тот даже бровью не повел. Да закалка еще та, имперская. Баринов с Степаном переглянулись, поняв друг друга молча.
Подошедший батюшка благословил охотников, и дружина отбыла в поход.
Провожая казаков взглядом, лейтенант, к удивлению, не обнаружил Михася,
что было странно. Галичанин по-военному, был замкомвзвода при Луке.
Мало того, через пять минут командир увидел, как Прокопчук о чем-то неспешно и благостно беседует с верным ему агентом – священником.
«М-да, интересное кино» – лейтенант махнул рукой Степану, приглашая его в свой «виллис». Попрощавшись душевно с Гаврилой, командиры выехали в сторону комендатуры. Как всегда на войне, обсудили все дорогою.
Старшина, повторив все инструкции Баринова, лихо выскочил у трактира из
командирского джипа и запрыгнул в кабину «американца». Все, подумал Иван, теперь от меня мало, что зависит. Остается ждать и надеяться, что Прокопчук с командой, казаков переиграет.
Дело в том, что не зря в селе ходили сплетни, что Гаврила был почитаем и обласкан самим Григорием Семеновым. Будто бы служил у него то ли главным интендантом, то ли главным казначеем, а в конце гражданской войны лихой атаман доверил Ванюшину хранение не только своего запаса, но и золота, переданного Колчаком.
Да и замечали сельчане нечастые, но регулярные отъезды старосты с большим обозом, знамо куда. Вилла атамана Семенова находилась, по таежным меркам неподалеку в шестистах километрах от Сидоровки. После оккупации Маньчжурии русскими, атаман из резиденции исчез и сейчас усердно разыскивался нашими особистами. Лейтенант, а тем более старшина, выросший в деревне, понимали дыма без огня не бывает.
Поэтому, как только Петюня, выпрыгнув из «студера» у комендатуры после успешного побега от ХА- ГО, изложил ситуацию старшине – Степан моментально сообразил и набрал, наперекор субординации, полковника.
Сидоровка по качеству интриги неуклонно приближалась к уровню «мадридского двора».
«Что ж, по крайней мере не скучно!» – вздохнул Иван и пошел в комендатуру ждать своих орлов «со щитом, иль на щите».
Глава X.
Ночи в августе наступают рано и внезапно, по-южному.
Хоть и спешили казаки, но двигались скрытно, поэтому к сопке подобрались затемно. Спасала полная луна, блиставшая на звездном ковре, подобно аристократке в бриллиантах. Следы танка были видны, как днем. Опытные охотники, не смотря на ухищрения не глупых самураев, без труда обнаружили схрон «ха-го». К тому времени подоспела команда Прокопчука, правда в неполном составе. Степан был настороже, при этом считал, что казаки все же не посмеют напасть на военных, даже в случае осознания полной противоположности приказов лейтенанта и старосты. Поэтому, где – то за километр до лагеря охотников, сначала в сторону тихо нырнул Федор.
Погодя, игнорируя удивленный взор Сасы, среди деревьев исчезли близнецы. Остальные солдаты неспешно выскользнули к стоянке казаков. Лука молча пожал руку старшины, приобнял, приглашая отойти в сторону.
Из леса вынырнул Михась, встал среди заросли, тщательно всматриваясь в окружавшую темень.
Помощник Луки не знал всех людей Баринова, но отсутствие заметных Ельцовых в столь ответственной операции насторожило его. Он успел послужить в армии, пока в конце сорок первого не дезертировал к японцам.
Почему так? Не из идейных убеждений, и до прихода коммуняков в Восточную Галичину молодому батраку жилось у панов не сладко. Просто Михась родился авантюристом, и в жизни более всего ценил свободу и волю.
От куда это в нем? Обличье галичанина сообщало однозначно: незнамо, в каком колене, но стопроцентно, одна из бабок-пращуров не устояла перед чарами красавца цыгана, из заезжего табора.
Поэтому в лагере для военнопленных Михась тоже долго не задержался. Через месяц, оборванный, голодный Михась вышел из тайги к Сидоровке. Железной волей добрел до церкви и упал без сознания. Очнулся через двое суток в бане: лежал на лавке, укрытый ворохом перин, греющих измученные душу и тело. Рядом висела