* * *
Ах, Настя, Настя! Бежать от войны и вляпаться в такое! Теперь-то ему ясно: если уж война началась, то от неё не убежать, а потому нет резона ему, мужчине, показывать войне спину, ведь у него двое детей, которых он не сумел защитить. Однако умение достигается старанием, и Саша старался изо всех сил. Он рисовал на бумажных листах формата А4 карты подземных сооружений Газы и достиг на этом поприще некоторых успехов. Его карты были подробны и точны. Неподалёку от приметной оливы, что раскинула свои ветви над древним бедуинским колодцем, он организовал небольшое стрельбище, где пытался тренироваться в меткости стрельбы. Среди руин ежедневно обстреливаемого Рафаха он нашёл растрёпанную и обгорелую брошюру на арабском языке – своеобразную инструкцию по выживанию в безводных местах. Саша старался совершенствоваться, но где тот профессор, который примет у него экзамен на солдатскую профпригодность?
Саша помнил и о цахаловце, которому выстрелил в голову. Тогда он нашёл в себе силы и нажал на курок, а впоследствии целых две недели малодушно уговаривал себя, дескать, это не он, не Саша Сидоров убил человека. Это война его убила. Но на курок-то нажал Саша, а потом ушёл, бросив неподвижное тело в тоннеле без какого-либо уважения к смерти.
Впоследствии Саша ожидал непеременного явления мертвеца во сне. Но случилось «обострение ситуации». Газу в целом и Рафах в частности накрыло чередой обстрелов. За обстрелами, как водится, попёр ЦАХАЛ. Парни в касках и униформе лезли из всех щелей. «Младшие братья» наряду с другими бригадами прибегли к своей обычной тактике летучих отрядов, когда парикмахер, пекарь, официант, вдруг превратившись в боевика, вынимает из-под прилавка, из-под полы, из багажника велосипеда автомат – и начинается. Обратное превращение осуществлялось с той же ловкостью и быстротой. Некоторое время Саша и Авель корчили из себя фаллахов.
Как обычно в таких случаях, бои быстро переместились в тоннели. Короче, по стечению обстоятельств Саша оказался в том самом закутке, где, как ему теперь казалось, неделю назад казнил раненого бойца ЦАХАЛ Ицхака, чьего-то мужа, чьего-то сына. В тёмном душном углу, глубоко под землёй, под изнывающей от ужаса Газой прошлое Саши Сидорова сошлось с его настоящим. На месте убийства Ицхака он почему-то вспомнил Москву, свою старенькую бабушку по отцу, которая, не согласовав это дело с Асей Андреевной, втихаря окрестила его, восьмилетнего, в простеньком новодельном храме в отдалённом московском районе Бирюлёво. Он вспомнил смс-ки матери, полученные им в 2022 году уже после 24 февраля: фотографии гуляний на Патриарших прудах, где и Саша с Настей тоже любили когда-то гулять. Вспомнил зиму, скрипящий под подошвами снег, рождественскую иллюминацию на площади у Никитских ворот. Иногда они с женой захаживали в храм Большого Вознесения. Настя оставляла записки о здравии и об упокоении. Они поговаривали о том, что неплохо бы и им когда-нибудь обвенчаться именно в этом храме, где великий русский поэт венчался с Натальей Гончаровой. Иногда Саше казалось, будто Настя и молиться умеет, и молится о здравии своих детей. Сидя в смрадном углу, где совсем недавно лежали останки убитого Ицхака, обнимая с нежностью автомат, Саша думал, что всё ещё наверное любит Настю и всё ещё хочет с ней обвенчаться… Когда кончится война… Но скоро ли это случится? Сам не свой от тяжёлого чувства вины перед потерянной женой и убиенным Ицхаком, снедаемый тоской по дому, Саша потихоньку молился. Слова молитвы приходили неведомо откуда. Вместе с «Отче наш сущий на небесах» припоминался почему-то и вкус пшённой каши, сваренной на молоке и приправленной сливочным вологодским маслом, аромат земли после дождя, запах детских пелёнок, развешанных для просушки в ванной комнате. Тогда, винясь перед женой и Ицхаком, Саша обещал обоим искупить их страдания прекращением войны.
– Только это будет не скоро. Только это будет не завтра. Ты уж прости меня, Настя, – твердил он.
* * *
Авель напряжённо следил за Мириам. Он смог вычленить её фигуру из пёстрой толпы других женщин, двигавшихся теперь в обратном направлении от КПП к Рафаху. Их гнали перед собой вооружённые мужчины. Саша слышал их гортанные крики.
– Здесь не положено находиться!
– Уходите!
И брань. Самая грязная, ужасная брань, которую Саше приходилось слышать. Вооружённые мужчины орут, широко разевая бородатые рты, словно перед ними не женщины, не матери, а животные, овцы, предназначенные на убой. Кого-то бьют прикладом между лопаток или по голове. Авель напрягается. Ах, это, видимо, Мириам досталось. Авель вздрагивает, ёжится.
– Понимаешь, когда ей больно, я тоже испытываю боль, – внезапно произносит он.
– Это любовь. Это пройдёт, – отвечает Саша.
– А ты? Разве ты не чувствуешь боли, когда любимый человек страдает?
– Ну, как тебе сказать… я выдержал.
– Что ты выдержал?
По непонятной Саше причине Авель по-звериному крысится.
– У меня двое детей, и я присутствовал при родах обоих. Мне повезло. Настя рожала легко.
Авель выдохнул.
– Ты, наверное, беспокоишься о жене…
Авель хотел сказать что-то ещё, но один из пограничников выстрелил в воздух. Толпа на дороге заволновалась. Кто-то кинулся бежать. Кого-то сбили с ног. Завопил ребёнок. Одни, другой, третий. Вопли слились с слитный вой. Людей скрыло пыльное облако, в эпицентре которого мелькали какие-то смутные тени.
Саша положил руку Авелю на плечо. Тот вздрогнул.
– Мириам выберется, – проговорил Саша. – Она крепкая и… опытная.
– На той стороне дороги «Младшие братья». Они стерегут вход в подземный ход, о котором египтяне пока не знают. Спуск в подземелье с этого входа пока доступен, а выход… Эта суета, – Авель указал на дорогу перед КПП, – создана специально. Мириам пытается пробраться на ту сторону. Если у выхода есть охрана, она её снимет, и тогда…
– …тогда вы сможете выбраться отсюда.
– Мы сможем, – проговорил Авель, сделав упор на местоимении «мы».
Сказав так, он с сомнением уставился на Сашу.
– Ты, как я понимаю, с нами не пойдёшь, – тихо произнёс он после непродолжительного молчания.
– Нет, не пойду…
– Но не потому, что ты считаешь меня врагом.
– Не потому.
– И не потому, что любишь Палестину.
– Любить Палестину? – Саша рассмеялся. – Впрочем, мы столько народу тут перехоронили, что пора бы уже и полюбить…
Саша умолк, потому что Авель отвлёкся и больше не слушал его, всецело сосредоточившись на Мириам, которая, похоже, опять возвращалась ни с чем. Девушка узкой змейкой взбилась по склону невысокого холма, на плоской вершине