2. Смуглые и голодные, но вооружённые до зубов обитатели пыльного гетто – узкой полоски у берега тёплого моря, обнесённой забором с колючей проволокой под высоким напряжением, – слушались всех троих одинаково. Метин, Шимон и Дастин – все трое чужаки – являлись тем не менее их вожаками. Все трое хорошо знали военное дело, имели боевой опыт и кое-какие связи за стеной, помогавшие им добывать оружие, медикаменты и пищу сверх того, что доставляли волонтёры. Дастин и Шимон, кроме того, достаточно внятно говорили по-русски.
3. Владеющие столькими необходимыми навыками главари умные, а обитатели пыльного гетто – дураки, не могущие должным образом организовать собственную жизнь за стеной. А ведь всего-то и надо избавиться от плохих командиров – Дастина, Метина и Шимона. Надо заменить их хорошим командиром Яхоэлем, и тогда… Нет, Шимона, пожалуй, можно было бы оставить, ведь это он не раз приносил матери еду и воду, он пытался защитить маму Тиши от побоев, хоть у него это и плохо получалось.
* * *
К исходу декабря 2023 года наголодавшийся и натерпевшийся страха и жажды Тиша сделался нетребовательным к еде, очень аккуратным и замкнутым. Тиша стал присматриваться к людям вокруг, прислушиваться к разговорам, ничего не принимая на веру. Он уже давно привык к звучанию иврита и арабского языка. Знал, как приветствовать, как благодарить, как сказать «мама», «папа», «хлеб», «вода», «небо», «земля». Помня наствления потерянного отца, быстро усвоил он и те слова, которые ни при каких обстоятельствах лучше не произносить.
Тиша терпел. Тиша верил в возвращение Яхо и в удачу отца, который обязательно их найдёт и выручит.
Глава седьмая. Конец безыдейного времени
Они двигались, шли, бежали несколько часов. У каждого были свои мотивы: отчаяние, надежда, чувство долга. Верховодил Иероним. Авель и Саша оба, не сговариваясь, сочли разумным подчиниться. Так новобранец, оказавшийся впервые в непривычной ему боевой обстановке, инстинктивно подчиняется опытному старшине, даже если превратности военной планиды лишили того знаков воинских отличий.
Иероним говорил: работайте! И они работали. Разгребали руины, рыли могилы, участвовали в сооружении времянок для потерявших кров и близких людей.
Иероним говорил: бегите! И они бежали. Под бомбовыми разрывами по битому кирпичу и стёклам, не обращая внимания на вой сирен.
Иероним говорил: прячьтесь! И они прятались. Несколько днёвок среди каких-то вонючих завалов закалили волю Авеля. Он приучился терпеть голод и жажду, не обращал внимания на зловоние и чувствительный по ноябрьскому времени ночной холод.
Иероним ориентировался в Газе так же хорошо, как хозяйка на собственной кухне, и это несмотря на то что из-за частых обстрелов конфигурация руин ежедневно менялась.
Иероним имел какую-то цель. Возможно, он искал лазейку, через которую они могли бы выбраться из ада Газы в чистилище Израиля. Впрочем, Саша сразу и с несвойственной ему безапелляционностью заявил, что без жены и детей из Газы никуда не пойдёт. Саша почему-то был уверен в том, что его семья находится именно в Газе, а не в каком-нибудь другом месте ойкумены, и Иероним всячески поддерживал в нём эту уверенность. Художник ссылался на нарисованный им самим портрет, который позволяет ему каким-то неведомым образом определить место нахождения модели. Авель думал, что у старика от пережитых испытаний помутился разум. Ему хотелось бы спросить о Мириам. Он так же, как и Саша, предпочёл бы остаться в Газе, лишь бы соединиться с ней.
Сколько времени они провели среди палестинских руин, среди обширных помоек, заваленных гниющим хламом, где рыскали стаи бездомных собак, у которых порой приходилось не без труда отбивать еду. Авель смеялся, вспоминая харьковских зооактивистов.
Единственным утешением для него было море. Сколько часов он потратил на созерцание вечно волнующейся горько-солёной воды? Едва ли меньше, чем в трагических тризнах над обломками очередного разрушенного здания, похоронившего под собой живых и мёртвых. Раны на его руках не успевали заживать, и он омывал их солёной водой. Душа его обратилась в камень, а вечно голодное чрево в вечный двигатель, ведь на раскопках кормили и поили, как же в таком случае пройти мимо очередной покрытой пылью и копотью команды разборщиков завалов? Ведь магазины в Газе не работают. Еды не купить. Её можно добывать, отбивая с оружием в руках или обретаясь поблизости гуманитарных миссий.
Авель привык к виду спелёнутых в белое покойников. Вкус цементной пыли во рту и запах крови уже не лишали его аппетита. Какой-то тучный брадобрей обрил его голову наголо, на щеках его и подбородке отрастала молодая борода. Он похудел и окреп телом. Семья, молодость, весенние приключения под Харьковом, карьера рэпера – всё отодвинулось в прошлое, всё покрылось прахом палестинских руин. Он приучил себя относиться с опаской к каждому камню, к каждому человеку. Даже белые облачка на бледных небесах не казались ему безопасными. Небо несло угрозу, являясь источником множества смертей.
Однако наибольшую опасность в Газе представляли именно люди.
Парикмахеры, портные, сапожники, повара, официанты и владельцы кафе, мелкие торговцы, рыбаки, водители, полицейские, аптекари, мужчины, женщины, дети и подростки обоих полов, муллы и шейхи – любой человек, встреченный им на улице, мог оказаться боевиком, подручным боевиков или их вожаком.
В первый же день их относительной свободы, при раскопках очередного смердящего сладковатой мертвечиной завала, Авелю удалось добыть мобильный телефон. Смартфон Samsung в розовом девчачьем чехле ему вручил странноватой подросток, одетый по местной моде в широкую и длинную хламиду голубого цвета и синюю куфию. Парень – а может, то была переодетая девчонка? – извлёк из складок одежды мобильник и подал его Авелю с поклоном.
– Возьмите, аму. Вам это пригодится, – произнесло существо на неплохом английском.
Авель понажимал на кнопки, потыкал пальцем в сенсорный экран. Телефон не был заблокирован, не содержал в памяти ни одного контакта. Аккумулятор гаджета был полностью заряжен. Несколько напрягало меню на арабском, но Авель сразу решил, что сможет справиться с этим.
Вспомнился телефон Иеронима и то, как тот поступил с ним. Дедушка и внучка обменялись лишь парой сообщений, при этом Авеля поразило то, с какой точностью Иероним, казавшийся ему непомерно старым человеком, запомнил географические координаты, широту и долготу, переданные Мириам. А потом Иероним бросил дивайс под ноги, чтобы разбить