– Прибыли в распоряжение командира передового отряда капитана Ратникова! – доложил Давид, выскочив из-за руля «виллиса».
– Я и есть Ратников. – Капитан отдал честь и подал руку грузину.
– У нас один из Сталино, товарищ капитан!
– Который?
– Алёша, иди сюда…
На терриконе шахты был оборудован наблюдательный пункт, с которого в оптику отлично была видна вся Семеновка[132]. Бои шли в частном секторе, полыхали пятиэтажки в центре – пехота пятой армии с трудом, но продвигалась наверх.
– А ну-ка глянь, старлей… – капитан Николай Ратников призвал к оптике Агаркова. – Как считаешь, где быстрее?
Повернув стереотрубу правее, старший лейтенант Агарков осмотрел весь правый берег Кальмиуса и пришел к выводу, что нужно возвращаться.
– Товарищ капитан, быстрее всего будет через Больничный. Мост правее разбит, а там – какая-никакая переправа наведена. Гляньте вон туда, где два дома горят на склоне – это Семёновка. Улицы узкие и если там головная машина станет, то не объедем. Вижу к тому же деревья поваленные. Алексей оторвался от стереотрубы и протер слезившиеся глаза – мало того, что за время дороги нахватался пыли, так еще и закатное солнце, бившее прямо в линзы, не позволяло рассмотреть склон детально.
Ратников в бинокль отслеживал панораму, следуя комментариям Алексея.
– Вон, наверху, видите серые здания в несколько этажей? Студгородок. Центр находится левее, прямо вот по линии горизонта центральная улица проходит. Первая линия. На ней театр, почтамт и все главные учреждения. Она в завод упирается. Нам куда нужно попасть?
– Туда, где флаг наш будет виден. Давай доберемся сначала, а потом решим. Что там ближе всего, если по Больничному пойдем?
– До театра и почтамта примерно одинаково.
– Что выше?
– Театр, конечно, – Агарков ответил с искренним удивлением.
– Вот на него и веди, по коням!
Переправившись через Кальмиус, отряд Ратникова в количестве двухсот человек принял правее, на север, выбрав для себя дорогу внутри кварталов. Рассредоточившись на группы, пехотинцы пробирались от дома к дому, подавляя одиночные огневые точки и скромное сопротивление пребывавших в растерянности немцев – основное поле боя было севернее и южнее. Там грохотали минометы и слышалась стрекотня автоматов.
Фасад театра просматривался снизу, вдоль проспекта, и над ним никаких знамен не наблюдалось, как и было заметно, что здание, по крайней мере с восточной стороны, абсолютно не повреждено.
Немногим больше часа понадобилось капитану Ратникову, чтобы вывести своих бойцов на Первую линию. Пригнувшись, солдаты поодиночке и мелкими группами перешли трамвайные пути и обошли здание с обеих сторон: попытка проникнуть в театр с главного входа оказалась безуспешной – на то, чтобы разбить высокие парадные двери, требовалось время, а пространство перед театром простреливалось. Решили зайти с тыла.
– Там слева служебный ход, куда актеры ходят на репетицию. – Алексей жестом показал Ратникову, где находится нужная дверь.
Ударом приклада сбили навесной замок и сразу же проникли внутрь.
– Боже… наши… – раздался женский голос из-под лестницы. Вахтерша рыдала, не в состоянии сказать больше ни слова.
– Мать, как на крышу попасть? – Капитан Ратников пытался аккуратно встряхнуть женщину, чтобы она ответила на его вопрос, но та продолжала захлебываться в плаче, лишь показав рукой на лестницу.
– Ага, я понял, ничего нового, по ступенькам наверх. Герасименко, Жуйков, слушай мою команду! Установить знамя на самой верхней точке, чтобы отовсюду видно было. Сердюк Витя, ты со своими их прикрываешь. Остальные – прочесать здание.
– К-к… ключ возьмите, не ломайте, вот вам, родненькие… – Дежурная побежала в свою каптерку и вернулась с ключом от винтового замка. – Нет никого в театре. Моя сменщица так и не пришла, сижу тут вторые сутки, боюсь на улицу выйти…
В 20 часов 30 минут красное полотнище развевалось над зданием оперного театра города Сталино. Оккупация, длившаяся без малого два года, закончилась. Настала тишина. Первая мирная ночь сопровождалась всё же выстрелами, но это был салют в честь освобождения столицы Донбасса.
Алексей, как и все, был счастлив, но вид разрушенного центра и прилегающих поселков добавлял к его радости большую толику горечи.
– Товарищ капитан, – обратился старший лейтенант Агарков к командиру группы, капитану Ратникову. – Я отлучусь, тут недалеко.
– Давай, Алексей, понимаю, тебя сейчас никакая сила не удержит. К утру прибыть в расположение комендатуры, уточнишь, где твоя часть стоит. Спасибо тебе! – Командир похлопал его по плечу и проводил взглядом. По первой линии уже двигалась наша техника, конные упряжки тащили артиллерию, а уцелевшие горожане выбирались из своих укрытий, впервые не опасаясь быть схваченными за нарушение комендантского часа.
Через десять минут неспешным шагом Алексей дошел до своего родного проспекта. Площадь Ленина, почтамт, еще немного и вот он – серый четырехэтажный фасад. На тротуаре битый камень, осколки стекол, обломки конструкций балконов вперемежку с искореженными перилами.
Второй этаж. Дверь под номером шесть, выбитая взрывной волной, висит на одной петле, поскрипывая от сквозняка. Квартира разбита, соседей нет, ни одной души… По всей видимости, уцелевшая мебель кому-то пригодилась. В комнатах пусто. На полу валяется несколько писем и фотографий. Женский почерк пером вывел немецкие слова аккуратно и ровно. На карточке фрау в черном пальто на фоне какой-то горной деревушки. Судя по всему, в его доме квартировали немцы.
Гадко стало на душе у старшего лейтенанта Агаркова. Так, будто осквернили его самое святое. Подобное ощущение он испытал перед войной, когда отцовский дом на Смолянке обчистили. И взяли-то всего ничего, а как представил, что кто-то в сапогах ходил по родным половицам, в ящиках ковырялся, так противно стало… Вот и сейчас так же противно…
На улице Алексей закурил, оглянувшись вокруг в надежде увидеть хоть одно знакомое лицо. Радостные женщины волокли на себе куда-то одноосную повозку с вещами, тюками. Через несколько часов после освобождения они возвращались домой. Куда? Откуда? Неведомо. Но лица счастливые. Эта процессия сопровождалась беготней вокруг экипажа двух детишек – они с криком носились вокруг матерей, бесконечно рады, что этой ночью можно не спать, а прыгать по улице. Возможно, это первая их такая ночь в жизни, когда уже можно не бояться… Когда в его дом соседи вернутся? Ни крыши, ни окон…
Алексей направился вверх по проспекту. Повсюду была одна и та же картина: разруха и обнимающиеся люди.
Путь его лежал на 13-ю линию[133]. Там в беленой мазанке с мамой и сестрами жила его любимая Наташка Мельникова. Сколько раз ему приходилось драться с местными из-за нее… Вот здесь на углу от троих отбивался, а там получил штакетиной по спине. Вспоминая свои довоенные похождения,