Гарик Тоноян обычно приезжал со своего магазина на Гвардейке около трёх часов дня. И в эту пятницу он остался верен себе, тем более что мама Ануш обещала побаловать их сегодня своей нежнейшей кюфтой.
Какие армянские святые заступники спасли Гарика и с какой целью, он задумался только потом, на следующий день. А в пятницу, тридцатого числа, в пятнадцать часов семь минут он, довольный тем, что сегодня заменил масло в сердце своей любимой «тойоты», стоял на последнем перед поворотом во двор светофором.
– Ну что ты такой длинный, кому ты тут нужен, – причитал Гарик, глядя вправо на улицу Щорса, которая пустотой своей очень напоминала четырнадцатый год.
– Вай, да что такое, кто тебя сломал, зеленоглазый ты мой! – разговаривал завмаг со светофором.
По-восточному темпераментный Гарик проникся трепетным отношением к светофорам только после третьей аварии. Покойный ныне его отец тогда сказал своему рано лысеющему сыну, что лимит нервов и запас автомобилей в семье исчерпан, и теперь Гарик всё в своей жизни будет оплачивать сам. А начать нужно со «светофорного объекта», который он снёс под корень отцовской «Волгой» на улице Марии Ульяновой в том месте, где она упирается в проспект Мира.
Гарик помнил этот звук и этот удар шеей о руль. Было очень больно, обидно и накладно.
– Ну давай, что ты! Сэрдце твоё камэнное! Меня кюфта дома жидёт, эээ?!
Светофор никак не переключался, но наконец-то соизволил посветить средним жёлтым и включить зелёный.
– Мерси, мой почтенный друг! – произнёс завмаг в адрес «светофорного объекта», поворачивая налево во двор. По привычке, заезжая за угол дома, завмаг всегда вытягивал голову вперёд, чтобы увидеть, не занято ли его личное парковочное место каким-нибудь залётным негодяем. Уже давно в этом дворе посторонним транспортным средством была только пожарная автоцистерна два раза в неделю, но Гарик по привычке продолжал выглядывать за угол и потом облегчённо выдыхать.
В этот раз завмаг увидел не парковочное место, а ярко-жёлтую вспышку где-то на уровне верхних этажей. Лобовое стекло треснуло густой паутиной, в центре которой зияла дыра размером с его громадный кулак. Спинка пассажирского сиденья исчезла, унесённая назад куском раскалённого железа. В ушах звенело, в глазах потемнело то ли от дыма, то ли от удара головой об асфальт. Повинуясь неведомым рефлексам, Гарик просто вывалился боком на тротуар. В Донецке именно поэтому не пристёгиваются, а вовсе не из соображений провинциального форса, как думают многие вновь прибывшие.
Гарик накрыл голову руками и поймал себя на мысли о том, что сейчас нет ничего более глупого, чем считать гулкие удары осколков о землю. Следом за раскалённым железом вниз посыпались обломки веток и балконов. Последними на землю падали лёгкие москитные сетки, сорванные с окон взрывной волной. Одна из них легла на Гарика, больно ударив его углом в щеку.
Скорость мышления человека в экстренной ситуации поражает учёных уже очень давно. Всё происходит, как в замедленной съёмке, но количество действий в единицу времени просто поражает.
Первое, что сделал Гарик, ещё лёжа, так это вознёс молитву длинному светофору. Если бы не он, то лежать бы ему сейчас метрах в двадцати впереди, разорванному вражескими железками. Следующая мысль посетила завмага, когда он поднял глаза и увидел горящую газовую трубу над входом в подъезд. «Сейчас приедет пожарная, а я закрыл проезд», – пронеслось у него в голове, после чего Гарик за какие-то доли секунды оказался снова за рулём своей «тойоты». Двигатель пожилой машины продолжал издавать такой приятный его уху звук, и уже ещё через две секунды, взвизгнув по плитке лысой резиной, белая машина свернула резко вправо на ближайшее свободное место. Как только Гарик заглушил её, мозг извлёк из памяти кадр, на котором женщина в платке и оранжевом жилете прислоняет к стене дома метлу и берётся за дверную ручку…
Накрыв голову курткой, Гарик преодолел огненный рубеж на входе в подъезд. Языки пламени уже оплавили остатки пластиковой рамы окна над дверью и чёрный дым, словно в пятиэтажную трубу, затягивало внутрь. «А говорил же пожарный инспектор – держите выход на чердак закрытым», – вспомнил Гарик, натягивая на нос низ своего свитера.
Оранжевый жилет в дыму он заметил на первой же площадке. Наверно, Зина пыталась спастись, поднимаясь вверх.
Спотыкаясь о битый кирпич и обломки оконных рам, Гарик мысленно благодарил жену, подарившую ему на зиму обувь на толстой подошве – пол и ступени были густо усеяны хрустящим под ногами стеклом.
– Зина! Ты слышишь меня? – Гарик нащупал ногу женщины в резиновом сапоге и потянул её на себя. Зина признаков жизни не подавала, голова её лежала в луже крови.
Кандидат в мастера спорта по вольной борьбе Тоноян к своим шестидесяти, безусловно, спортивную форму растерял, но сила в руках осталась прежняя. Богатырская.
Первое, что увидел отставной майор Сердюков, когда выбежал в соседний двор с огнетушителем в одной оставшейся руке, это Гарик, выносящий на себе Зинаиду под пылающей над дверью трубой. Где-то севернее, на фоне начавшейся канонады, уже слышались звуки приближающихся сирен.
– Федька, закрывай газ! – хриплым голосом орал начальник, указывая взглядом на угол дома, где находился вентиль, но сообразительному сантехнику указания были ни к чему. Первое, что он сделал, увидев в окно перебитую трубу, – помчался за стремянкой, не забыв при этом проверить разводной ключ в кармане.
Гарик нёс на себе Зину до ближайшей, чудом уцелевшей лавки. Сердюков встал у него на пути.
– На! У тебя две руки! – крикнул начальник ЖЭКа, буквально кинув одной рукой в него большой огнетушитель. – Я Зиной займусь!
Бороться таким огнетушителем с горящим столбом газа бесполезно, но Гарик об этом не знал. Выдернул чеку, нажал на рычаг и с яростным криком направил струю на источник огня. В это время Фёдор, росту в котором было всего немногим более полутора метров, с проворством обезьяны добрался до вентиля и крутанул его по часовой стрелке. Трижды чертыхнувшись, сантехник, ни дня не работавший с газовой резьбой, стал крутить в правильную сторону, и огненный факел над подъездом стал постепенно уменьшаться, сходя на нет.
Зинаида, лежащая на лавке в неестественной позе, громко закашлялась после нескольких ударов по щекам и открыла глаза…
* * *
– …Иди сюда! Иди ко мне, дружище! – кричал Санька, отмеряя своими громадными шагами расстояние, отделявшее его от входа в профилакторий, где в новой форме без знаков различия стоял исхудавший, постриженный наголо Гриня.
Саня по своим журналистским каналам знал, что обмен состоялся,