Лес – это мощнейшая фабрика переработки любого биоматериала – от тушек кротов или птиц до мертвых человеческих тел. Все трупы живых существ перерабатывались здесь в буйную зелень трав, кустов, деревьев. Летучие, ползучие твари вмиг разносили здесь тела умерших раненых до скелетных костей… Зеленое чрево пущи быстро поглощало живую плоть. Агрессивная зелень.
Уснуть этой ночью Нике, как и многим другим, не удалось. Ее новая подруга Полина, военврач, смазала ей шею, лицо, кисти рук камфарным спиртом, но и резкий запах препарата не отпугивал неистовых насекомых, а, казалось, еще более привлекал их.
Лишь в конце нового дня «Иван Сусанин» – Казимир Швагер – вывел штаб Васильцова к жилищу своего давнего друга – лесника северо-восточных кварталов Станислава Променжинского. Это была хорошо срубленная хата с фасадом в три окна и высоким чердаком. Тесовое крыльцо вело в просторные сени, где досыхали развешанные на веревках лещи.
Бобыль Станислав, живший анахоретом, очень удивился и даже испугался, когда увидел полковника Васильцова в сопровождении еще трех важных, судя по блеску рубинов в петлицах, командиров. Они шагали к его дому уверенно и даже радостно. Ясное дело – все радовались нормальному человеческому жилью. До этого Васильцов две ночи спал, подстелив шинель и завернувшись с головой в плащ-палатку, дабы не кормить комаров. Спал, как и все, недолго.
Станислав встретил их с полупоклоном. Он плохо знал русский, всю жизнь говорил либо на идише, либо на польском:
– Проше паньство до хаты!
Станислав не знал, что его домик был помечен на всех военных топокартах специальным значком «домик лесника». И не только его, но и всех лесников Пущи, всех лесников во всех лесах.
– Мы у тебя заночуем. Не возражаешь?
– Как такое можно?! Бог гостей посылает.
Васильцов вошел в избу. Втянул ноздрями запах бересты, печного дыма, овчинного тулупа и горячих блинов. За столом пружанский ребе Арон с внуком Янкелем довершали ужин перед стопкой румяных блинов. Оба встали и вперились в неожиданного гостя.
– Ну, чего примолкли, казаки иорданские! – усмехнулся полковник. – Здорово живете!
– Таки не жалуемся! – ответил Арон. – Как говорится, просим к столу.
Дважды приглашать не пришлось. Командиры шумно разместились на широких лавках.
Пришел Станислав, поставили на стол кузовок собранной земляники.
– Земляника – это хорошо! – воскликнул Васильцов. – Но мы, со своей стороны, можем предложить что-то посущественней. Где наш начпрод? Иван Игнатьевич, ты где?
Начальник продовольственно-фуражного снабжения, сухощавый, скорый на ногу майор Батенин, уже выставлял на стол консервные банки с тушенкой.
– Начпрод, он и в лесу начпрод… – одобрил его действия Васильцов.
– Где кухарок шесть, там нема поесть, – откликнулся Батенин. – Сухпаем будем пробавляться.
Кто за столом, кто на подоконниках, кто и вовсе на порожке, но разместились все. И все повеселели. И не только потому, что оказались в привычных человеческих условиях – под крышей, при печке, за столом, но и еще и потому, что отступил на время леденящий страх внезапной смерти – от прицельной ли пули, от шального ли осколка. Пошла по кругу фляжка с водкой – дар запасливого начальника штаба. Не забыли и про женщин: адъютант разыскал и привел военврача Полину и геодезистку Нику. Полина, привыкшая к повышенному мужскому вниманию, сразу же взяла бразды застольного правления в свои руки.
– Повезло вам, товарищи мужчины. Пить будете под строгим медицинским контролем.
Почти весь штаб разместился под крышей. Да еще шестеро нашли себе приют на чердаке.
Разумеется, лесники ничего не знали и знать не могли о боях на границе, об отступлении 49-й дивизии. Они лишь догадывались по измученным лицам, замызганным перевязкам, что их гостям пришлось нелегко. Из деликатности не задавали прямых вопросов, но все же пытались понять, как дела у Советов, а самое главное – где сейчас немцы.
– Вы немцев сюда не пустите? – спрашивал ребе Арон у комдива.
– Сюда они так или иначе не пойдут, – уклончиво отвечал Васильцов. – Немцы, они дороги любят, вдоль дорог и войну ведут. А у вас тут медвежий угол.
– Зубровы кут! – усмехнулся лесник. Станислав все понимал, но изъяснялся только на своем двуязыком наречии. Маленький Янкель тоже слушал в оба уха и тоже не лез с расспросами.
Станислав подал к столу отварную картошку в чугунке, полголовки свежего сыра и вяленую медвежатину. К чаю же выставил банку с медом, а начпрод – сахар-рафинад и армейские галеты.
Сидел в углу хаты и редактор несостоявшейся дивизионной газеты младший политрук Зиновьев. Он нашел под лавкой старую гитару, подтянул струны и теперь подбирал вполголоса песню, сочиненную на злобу дня:
За рекою Пульва
Пули, как из улья,
Пчелы прожужжали,
Солдаты упали,
Кровушку пустили
По дорожной пыли…
Полковник Васильцов пододвинулся к редактору поближе, прислушался:
Над рекою Пульва
Пролетают пули
В сторону восточную…
Попаданья точные.
Что-то у него не очень ладилось, слова толком не рифмовались, редактор тут же подбирал новые на слух и на зуб:
Ах ты, Беловежская
Пуща моя нежная.
Аисты да зубры,
Да девичьи губы…
Охотничие трубы…
За рекою Пульва,
За рекою Неман
Никогда я не был,
А теперь отведал
Пули да гранаты
А Ника втихаря записывала слова в свой геодезический блокнот.
Краснобокое солнце пробивалось сквозь чащу неровными краюхами. Оно уже ничего не освещало, оно просто горело в вечернем сумраке, застряв меж суковатых стволов.
Свет будто застывших остекленевших лучей, стоявших над лесом золотистыми шалашами, свет устоявшийся тихий и оттого еще более яркий, пронзительный – не спугнутый ничьей тенью, раззолачивал сосновые стволы до лампадного сияния, отчего темень чащи за ними казалась еще темнее.
За столом долго не сидели. Ужин с водкой и усталость перехода сморили всех. Для Васильцова хозяин хаты отвел тихое, укромное место – комнатку за печью, где сушил яблоки и травы и где спал сам на нешироком, крепко сколоченном из сосновых брусьев ложе. Единственное оконце в полтора локтя высотой и в три пяди шириной выходило на хозяйственный двор. В эту лесничью келью Васильцов привел Нику и велел ей просушить свою одежду на натянутых под низким потолком веревках. Сам же деликатно вышел и тут же столкнулся с начальником связи дивизии майором Краеграном. Майор принес добрую весть: установили связь с 222-м полком, который тоже двигается на восток по самой северной опушке и который, несмотря на изрядные потери, сумел сохранить несколько орудий и грузовиков. Васильцов велел немедленно передать рубеж встречи обоих полков и штаба: дорога Порозово – Новый Двор. Именно там должна была собраться полуразбитая, но все еще живая 49-я стрелковая полудивизия.
Васильцов заметно повеселел: не все так плохо, как ему казалось. Если еще и 212-й полк подаст весть, то и вовсе хорошо будет. Да, потрепанные, но сохранившие структуру и боевые знамена полки будут, конечно же, пополнены, как только выйдут к своим, и снова пойдут воевать, отбивать у захватчиков Пущу, Высокое, Семятичи… Ночь висла на тяжелых лапах елей.
Константин Федорович вернулся