– А где же бабуля ваша? – спросила Вика, отрывая кусочек от «ухмылы».
– Памерла в прошлом годе. Царства ёй нябеснае!
– Один живете?
– Не. С петухом и курями жил. Так петуха сённи не стало. Сожрала тварь рыжая.
– С точки зрения кошки, все птицы – летучие мыши, – усмехнулся Васильцов.
– Ну, так да, – согласился старик. – А то оставайтеся у меня да живите. Полхаты ваши будут.
– Спасибо! Как вас звать-величать?
– Дед Дымарь. А так Анисим Никодимович Дымаренок.
– Спасибо, Анисим Никодимович! Мы к вам еще наведаемся!
Лучшего места для тайных свиданий с Никой трудно было придумать. Городок мал, людей много, а злые языки, как известно, страшнее пистолета.
– Наведаемся сюда, Ника?
– Обязательно! – воодушевилась Мезенцева. – Я бы хоть сегодня переселилась. В общаге жить невозможно – каждый вечер возлияние.
Мезенцева охотно приняла предложение о переезде. Дед Дымарь в тот же вечер помог перетащить Нике чемоданчик и рюкзак с теодолитом.
И вовремя – до грозы успели. Гром – с оглушительным грохотом рухнул штабель дубовых досок. И Ника, и Дымарь с тревогой прислушивались к залповой пальбе с долгими раскатами. Настоявшийся зной взрывался протяжными раскатами, будто один за другим рвались пороховые погреба.
Дед крестился и шептал молитвы, Ника же бесстрашно смотрела в окошко, любуясь разгулом стихии. Молнии прошивали тучи, били в них, и те обильно проливались дождем. Вот полыхнуло совсем рядом, и гром ударил так сильно, что с дубов посыпались желуди.
«В такую бурю деревья мужают», – подумала Ника.
Крона сваленного дерева мокла в огромной луже, и из высокого пня желтела изломом кости длинная свежая щепа.
* * *
На ужине в «генеральском салоне» Ника сидела тихо, не поднимая глаз. Наверное, ей казалось, что все уже знают о том, что произошло у дуги Струве. Разумеется, никто ничего не знал и даже не догадывался. Несмотря на запрет не говорить за едой о служебных делах, только о них и говорили.
Выждав, когда Потапов со Скурьятовым вышли покурить, Васильцов спросил Нику:
– Ну, как устроились на новом месте?
– Замечательно! После этого кошмарного дома приезжих как будто в рай попала!
– Когда новоселье будем отмечать?
– Да хоть сегодня!
– Хорошо. Я приду!
И оба заговорщицки улыбнулись друг другу.
Весь долгий летний вечер он думал о ней. Не красавица, но и не дурнушка. И хорошо, что не красавица – другие не будут зариться. Все женские стати очень даже правильные. Красивый силуэт.
Хорошо держится в седле. Есть привычка к походной жизни. Не зануда. С чувством юмора. Интеллект на лице и налицо: геодезия – сложнейшая наука. Рожала, дети есть получается. В травах разбирается.
В итоге – идеальная жена для военного человека!
Васильцов оставался верен своему юношескому правилу: подержался за руку – женись. А тут не просто за руку подержался… Он расхаживал по кабинету, улыбался без повода и чаще обычного тянулся к папиросной коробке.
После вечерних докладов командиров полков – как прошел день, стал собираться в гости. Гражданского костюма у него в Высоком не было, поэтому привел в порядок повседневную форму, побрился, чего никогда не делал с вечера, упрятал в карман галифе бутылку красного сухого вина (очертания галифе при этом ничуть не изменились) и отправился на новоселье. Назвал дежурному по штабу адрес деда Дымаря – если что, будут знать, куда посылать рассыльного. С полузабытым чувством приятной тревоги шагал он на окраину городка. Ника открыла, едва он коснулся пальцами окна. Ждала. Обнялись в тесных сенях, заставленных кадушками и старыми фанерными ящиками. Поцелуй лишь по окружью губ ее большого рта. Кончиком языка ощутил бездну. Он смог только провести им по верхушкам ее зубов.
Потом они оказались в ее комнате. Во все окно виднелся купол церкви, отчего оно походило на карту туз-пик. Ника быстро задернула его ситцевой занавеской и пригласила гостя за стол. Блины! Она успела к его приходу напечь блинов!
– Любимое с детства блюдо! – восхитился он, вынимая из бездонного кармана бутылку «Саперави».
– Пшепрашам пани, шампанского не достал. Шампанское из Бреста привезу. Хорошее новоселье три дня играют, не так ли?
– Ну, кое-где и вся неделя на это уходит! – в тон ответила Ника.
– Принимается! Гуляем всю неделю!
– Как раз до самого моего отъезда.
Он разлил вино по стаканам – бокалы дед Дымарь в обиходе не держал.
– Мне будет очень вас не хватать, когда вы уедете, – честно признался Васильцов.
– Мне вас тоже… – тихо вздохнула Ника.
– Тогда не уезжайте.
– Работа зовет. Да и по Машуле соскучилась.
– Работу можно и здесь найти – вон ее сколько: весь укрепрайон – сплошная работа. А Машуле лето провести на природе – сплошная радость.
– А кто же здесь сидеть с ней будет? Там она с бабушкой.
– А здесь будет с дедушкой. Наймем Дымаря, ему все равно делать нечего. Кота воспитывает. Пусть лучше ребенка годует.
Ника улыбалась. Ника обнимала его за шею… Это сладостное срастание с женщиной…
Ходики на стене громко кромсали время – чик, чик, чик… Старинные мудрые часы, они провожали каждый час торжественным похоронным звоном, напоминая о невозвратимости времени и заставляли сожалеть о праздных его мгновеньях.
Так уж устроена жизнь – за каждое счастье судьба вздымает мзду бедой. Плати… Васильцов знал это с младых ногтей и потому не очень удивился, когда дежурный по штабу огорошил его новостью из разряда «ЧП по перечню № 1».
Глава шестнадцатая. Чрезвычайное происшествие «по перечню № 1»
Впрочем, первым об этом ЧП узнал, как ему и положено, командир взвода лейтенант Андрей Черкашин.
– Что случилось?
– Он сбежал!
– Кто?
– Красноармеец Пиотровский. С оружием сбежал. Под утро.
– С каким оружием?! Да доложи как следует! – разозлился взводный.
Дежурный по роте младший сержант Жилкин постепенно пришел в себя и рассказал, что произошло на его дежурстве.
Поздней ночью в палатку, предназначенную в качестве ружейной комнаты, проник красноармеец Пиотровский. Он разрезал ножом полотнище и извлек из оружейной пирамиды одну из винтовок и скрылся в неизвестном направлении. Его хватились лишь на утреннем построении. Как раз к этому времени обнаружили и разрез палаточного полотна – небольшой, но вполне достаточный, чтобы достать винтовку. Для хранения оружия в лагерных условиях полагался специальный домик или будка. Но «ружейку» построить не успели, и вот результат.
Черкашин понял, что досрочного звания «старший лейтенант» ему уже не видать. Свое бы нынешнее сохранить, а то и до «младшины» могут разжаловать. Впрочем, наказания могли быть и покруче. Шутка ли – дезертировал боец с оружием в руках, да еще в пограничной зоне! Мало ли что натворит? Конечно же, пойдет через границу на ту сторону. Пограничники подстрелят. Труп. О, мама родная! Комиссии понаедут…
Политрук охранной роты Шишкарев был удручен происшествием не меньше. Наказание за такое ЧП неотвратимо – парткомиссия, снимут с должности, отправят за кудыкины горы…
– Как же ты, лейтенант, проглядел этого гада? – допытывался он у взводного.
– Да он и не был гадом! Обычный боец. Стрелял хорошо. Я его на знак «Ворошиловский стрелок» выдвинул.
– Лучше бы ты его задвинул куда-нибудь.
Политрук был на год старше Черкашина. Почти ровесник. И он тоже очень хотел вывести свою роту в отличные. Теперь вот конец всем честолюбивым планам. Конец военной карьере. Однозначно конец. Если не подобрать словечко похлеще.
Но как же он так мог? Никто его не