– Ну да, конечно… – зло отозвался Игорь. – А мы не боимся! Пусть молится своему богу, легче будет!
Санитар глядел на них с непонятной надеждой, потом встретился взглядом с Игорем, всё понял и отвернулся.
Костя решил, что Игорь бросится на санитара, у которого, кстати, не было никакого оружия, и приготовился прыгать за борт, но в этот момент Капрал Рой Чишолм снова заглянул под тент и выпалил:
– Гоу, гоу… Бистро, бистро…
Катер мягко ткнул в берег. Завета прижалась к Косте.
– Ничего не бойся, – шепнул он и сделал шаг по деревянным ступеням наверх.
Катер находился в мелкой бухте. Его качало. Волны с плеском бились о берег и камыш. Пули посвистывали на излете. На импровизированной пристани из старых рыбацких лодок с очень серьезным лицом стоял лейтенант Билл Реброфф:
– Быстрей! Быстрей! – торопил он их, с опаской поглядывая на противоположный берег. – Из-за вас погибло очень много наших людей.
– Надеюсь, хоть за дело? – спросил Костя, выскакивая на пристань и помогая Завете.
– У нас строгий приказ, найти вас любой ценой, невзирая на человеческие потери. Чертова война. Погиб весь отряд. Если кто-то выплыл, это случайность.
С правого берега стреляли из крупнокалиберных винтовок В-94. Их легко можно было отличить от СВД[43] по громкому хлопку и грозному свисту тяжелой пули. Должно быть, снайперы добивали катера.
– Почему такая честь? – с вызовом спросил Игорь, всё ещё нянча свою руку.
На плече у него проступило пятно крови.
– Не знаю, – ответил Билл Реброфф, кисло поморщившись и крутя головой, как заведенный. – Похоже, вы попали в переплет. Вами заинтересовалось высшее командование на уровне бригадного генерала.
– Да, действительно, – согласилась Завета, – это уже чересчур. Кому нужны простые тележурналисты?
– Вот именно, что теле, – с непонятной укоризной отозвался лейтенант, посмотрел на него и снова стал испуганно озираться. – Хотим разобраться, что вы поснимали и не повлияло ли это не наши потери и потери союзников.
Неужели он нам сочувствует? – удивился Костя. Может, в нём заговорили русские гены.
– Что-то вы вдруг стали жалостливыми, – сказал он, намекая, что совсем недавно американцы с удовольствием бомбили своих и не стеснялись.
– Что же вы такое сняли? – спросил лейтенант, отрываясь от своего занятия, – что теперь вами заинтересовалась разведка?
– Но это же глупо?! – возмутился Костя. – Так нас могут обвинить, в чем угодно!
– Ничего не знаю, – лейтенант сделал глупое лицо. – Таков приказ, – и совершенно по-русски потыкал большим пальцем в небо.
Несомненно, он что-то знал, но не имел права говорить. Последним на берег сошел Сашка Тулупов. Лицо от волнения у него стало красным, хотя струпьев уже почти не было видно, а новая кожа стала гладкой, как у девушки – бриться не надо. Американцы вынесли умершего и раненого. Катер, пятясь задом, развернулся и пошёл на реку. Лейтенант Билл Реброфф совсем по-русски незаметно перекрестил их. Этот жест поразил Костю больше всего. А я-то воображал, что они безжалостные, как роботы, подумал он. Со стороны правого берега снова раздались безжалостные выстрели из В-94, а потом заговорили гранатометы. Столбы воды взметнулись над рекой.
***
– Быстрей! Быстрей! – подгонял лейтенант.
Они выскочили на бугор и с надеждой оглянулись. Свой лес на правом берегу был тёмен и безлик, словно родина отвернулась от них в одно мгновение.
– Не останавливаться! – пригибаясь и прячась за кусты ивняка, закричал лейтенант, – не останавливаться!
Пуля впилась в ствол сосны. Костя присел и подумал, что на таком расстоянии снайпер вряд ли определит, кто свой, а кто чужой.
Так же спешно лейтенант повёл их в глубь леса, и они прыгнули в «хаммер». Быстро ехали часа два на юго-запад, при этом ни разу не покидая границы деревьев. Три раза пролетала пара Су-25, разбрасывая тепловые ловушки, но почему-то не бомбили. Хотелось бы думать, что по нашу душу, подумал Костя, выглядывая в окон, а как же ещё иначе. Ещё ему хотелось надеяться, что о нём и его бригаде кто-то заботится. Странно, какой интерес мы можем представлять для америкосов? Если с точки зрения провокации, то это абсурд. Есть журналистская хартия, в которой расписано, что мы имеем право делать на войне и что мы не имеем право делать на войне. Стрелять не имеем, а снимать – имеем, практически, всё, что попадет в объектив. Лучше надо прятаться, господа натовцы. Так что с нас взятки гладки. Любой непредвзятый суд будет на нашей стороне. Нужен всего лишь толковый адвокат. Потом он подумал, что этот механизм хорош чисто теоретически, а не в условиях гражданской войны, когда противник имеет над тобой полную власть, а если этот противник ещё и твой соотечественник да ещё и националист, живущий представлениями бандеровцев прошлого века, да ещё и потакаемый властью одиозной Олеси Тищенко, то дело может принять очень даже плохой оборот. «Оранжевые», когда нужно, кричат о демократии, а когда нужно, могут оправдать целесообразность любого преступления любым предлогом, а Запад молчаливо добрит.
Завета успела задремать, доверчиво привалившись к его плечу. Сашка тоже кунял носом. Игорь Божко, напротив, не спал и держался молодцом. Руку ему, кстати, перевязали и даже сделали обезболивающий укол. Костя уже не боялся, что он что-то выкинет в стиле своих фокусов. Может, он ждёт, когда его накормят пломбиром и дадут гамбургер? Но раз не спит, значит, думает. Пусть думает, это хорошо. Думать надо, чтоб не сойти с ума.
Он попытался разговорить лейтенант Билла Реброффа, но дальше односложных фраз дело не пошло. То ли лейтенант скорбел по своим, то ли был не в духе, только прежнего душевного контакта между ними не возникло.
***
Лагерь американцев был расположен с умом. Зря я их презираю, подумал Костя, покидая машину и разминая ноги, дело они своё знают. Хорошие у них были учителя – афганцы и иранцы.
Это была сухая, широкая балка, поросшая вязами и дубами. Американцы умело расположили под ними палатки, не тронув ни деревца, ни кустарника. По краям балки они вырыты капониры, выше – окопы. Кое-где даже натянули маскировочный сети. Дорожки были проложены не напрямик через девственную траву, а под кронами, от дерева к дереву.
Опасаются, понял Костя, что заметят с воздуха. Впрочем, на одном из деревьев демаскирующее белел плакат: «Победили советских, победим и донецких!» Из чего можно было сделать выводы, что бандеровцы всех мастей частые и желанные гости американцев. Только, может быть, американцы не понимают, что написано на плакате? Нечего их идеализировать, думал Костя со злостью. Это они с тобой приятные и обходительные, а на самом деле