Совсем рядом возобновилась такая плотная стрельба, что американцы в спешке, пригнувшись, потащили их с собой, двоих раненых они несли последними. Вначале двигались между холмами, а потом – окопами, в которых лежали убитые в том числе и американцы.
– Быстрей! Быстрей! – понукал сержант и тыкал, и тыкал стволом автомата в спины.
Капрал Рой Чишолм только улыбался Косте, как старому знакомому и даже пытался приободрить, но автоматом, в качестве дубинки, орудовал не хуже других.
– Зачем? Куда мы бежим? – спрашивал Костя. – Оставьте женщину здесь, она вам не нужна!
Но на его просьбу никто не реагировал. А из всего того, что перевёл сержант, стало ясно, что, быть может, их отпустят ещё до рассвета. Странная логика, арестовать, чтобы потом опустить. Врут, наверное, думал Костя с равнодушие смертника, жаль только Завету – она-то здесь не при чём.
– Отпустите её! – снова завёл он свою песню, но в ответ его просто ударили в спину, и он понял, что солдатам лишь бы задание выполнить, а там хоть трава не расти.
Через полчаса быстрого и нервного бега, в течение которого то и дело приходилось замирать и ждать команды «гоу», они спустились к реке и очутились на катере. Похоже, их всё-таки преследовали, потому что стреляли ближе и ближе, а в следующее мгновение – уже со всех сторон, а потом снова – в отдалении, а потом – снова где-то совсем рядом за кустами, где американцы прикрывали отход. Появились раненые. Все ужасно нервничали и то и дело покрикивали на пленных. А у одного чернокожего случилась истерика. Несмотря на грозные окрики, он бросился в быструю реку и поплыл по-собачьи. Естественно, его затянуло под коряги и он утонул на глаза соотечественников. Да… это вам не тульские пряники, почему-то гордо подумал Костя.
Их спешно затолкали в трюм, под брезентовый тент, чтобы они не видели, куда плывут. Но и так было ясно – что на противоположный берег реки, куда ещё? С ними поплыл переводчик, капрал Рой Чишолм и двое раненых с санитаром, который принялся ставить капельницы и делая обезболивающие уколы. Завета робко помогала ему, потому что санитар страшно нервничал и, судя по всему, готов был выпрыгнуть за борт при малейшем намеке на то, что катер начнет тонуть.
Позади коротко взорвались гранаты из подствольников: «Бах! Бах!», «Бах! Бах!» Зазвучало громкое «ура», потом раздались громкие одиночные выстрелы, ещё пару взрывов «Бах! Бах!», и всё стихло, словно ничего и не бывало, и лес нова встал неприступной стеной.
Судя по шуму винтов, ещё не менее трех катеров двигалось по реке. Внезапно со стороны правого берега в сторону ближнего катера протянулся белый след от РПГ. Раздался взрыв. Закричало сразу несколько человек. Сашка, который сидел ближе к корме, приподнялся:
– Катер взорвался! – голос у него был испуганный.
Они снова услышали характерный звук выстрела гранатомета, и сразу ещё, и ещё, и ещё. Над ними, жужжа, как веретено, пролетела граната: «Шу-х-х…» И – новый взрыв. И сразу – ещё один. Катер бросило на волну и так накренило, что он едва не перевернулся. Фонтан воды ударил по брезентовому тенту. Американцы на палубе уже не кричали, а орали, как оглашенные. Должно быть, кто-то из экипажа упал за борт и долго барахтался в воде:
– Хелп ми! Хелп ми!
Его быстро унесло течением. Истошнее всех вопил переводчик. Похоже, они спорили или дрались. Единственно, чего они не делали – это не отстреливались, хотя на носу катера торчал крупнокалиберный пулемет.
– Бросили своих… – сказала Завета, прислушиваясь. – Не стали вылавливать… Боятся, что и нас накроют…
Скорее бы, подумал Костя, в надежде, что всё закончится в одно мгновение.
«Шу-х-х…» – пролетала граната. За ней – рой пуль. В брезенте появилась сразу куча дырок. Пули свистели, как шмели, идущие на посадку. У санитара дрожали руки. Он упал на раненого и всё чаще поглядывал в сторону выхода. Наверное, прикидывает, как будет выбираться? – равнодушно подумали все. Глухой удар слева возвестил, что попали в корпус. Катер сбросил обороты и плелся, как пьяный мул. На полу уже плескалась вода. Раненых стало заливать. Внезапно под тент заглянул Рой Чишолм с перекошенным лицом, прокричал что-то нервное и так же внезапно исчез.
– Как бы не пристрелили сгоряча, – шепнул Сашка и в знак презрения поджал губы.
– Слушайте, – зашептал Костя, косясь на санитара, который склонился над умирающим. – Мы должны сказать, что мы журналисты из Москвы. Завета, ты держала микрофон и задавала мне вопросы. Если попросят повторить, главное не тушуйся. Задавай мне любые вопросы, я отвечу. Сашка – оператор. Ты Игорь, техник по наладке оборудования. Если будут спрашивать документы, мы их потеряли. Сашка, дай! – он забрал у него редакционное удостоверение и вместе со своим незаметно выбросил за борт. Санитар ничего не заметил.
– А что это даст? – спросил Игорь, бережно нянча раненую руку.
Американцы пока тащили его по окопам, роняли его безжалостно и, как показалось Косте, целенаправленно как самого здорового из них. Возможно, это была просто солдатская месть за неудачи и страх.
– Пока мы журналисты, с нами ничего не сделают. Стращать будут, но мы стоим на своём. Мол, у нас задание, мы его выполняем, и знать ничего не знаем. Твердите, как заклинание, что вы из «Рен-тиви».
– А если к бандеровцам попадём? – спросил Сашка.
– Вот этого я и боюсь, – признался Костя, – но если попадем, соглашаться на всё, лишь бы остаться живым. И помните, мы все из Москвы, все одна команда.
– Интересно, что они у нас могут потребовать? – иронично спросила Завета.
Ей никто не ответил. Тяжелораненый американец умер. Санитар в спешке сорвал с него систему, накрыл лицо углом брезента и, повернувшись, что-то произнёс – печальное и слезное. Мертвый плавал в воде, которой всё больше поступало в катер, и казался ещё живым.
– Чего он хочет? – грубо спросил Игорь.
– Говорит, – перевела Завета, – что он не желает воевать на конце света и что