– Вот откуда ты… – произнёс Костя и загляделся на раскинувшиеся со всех сторон сады, которые, несмотря на войну, знай себе цвели буйно и весело бело-розовыми красками.
Где-то далеко-далеко, наверное, в центре города, перекатывая две заунывные ноты, завыли сирены. Стаи птиц взлетели и понеслись прочь, пропав на мгновение за дымами. Косте сделалось не по себе, словно они в этом белом «ниссане» были видны со всех сторон. Это значило, что пора было сваливать. Сашка высунулся в окно и доложил:
– Ничего не видно…
Сирены по-прежнему надрывались.
– Хорошо, – вдруг сказал Игорь, пряча зубы, и убрал руку, – поехали в этот твой «Петрополь», если он, конечно, в самом деле броневой.
Однако он всем своим видом показал, что если в этом самом «Петрополе» будет скучно, как в детской песочнице, то он имеет полное моральное право уйти, как минимум, в хутор Широкий или вообще – куда глаза глядят, лишь бы подальше от этих нежных журналистов, которые даже стрелять не умеют и тактики боя не знают, а горазды только болтать в камеру. Таким образом он выказывал полное презрение к тому делу, которым они занимались. Но это была уже психология, а Косте надоело в ней копаться, потому что он устал быть с Игорем Божко настороже.
– Ну ладушки, – примирительно сказал он, вставляя ключ в замок зажигания.
Сашка Тулупов наконец-то громко выдохнул и задышал ровнее. Костя покосился на него. Ну ладно, он-то по младости лет не понимает, а Божко?! В данной ситуации его никто и ничего не смогло бы остановить. Нет ничего хуже бунта на корабле. Однако Костя, хоть убей, так и не понял причину этого бунта. Не из-за Елизаветы же в самом деле весь сыр-бор? Есть дела поважнее, чем женщины, хотя с этим и трудно примириться. Рано или поздно женщины отходят на второй план, а главное для мужчины – это его дело.
Костя завёл мотор, и они взлетели на бугор, чтобы оказаться в районе Мирного. До Боссе было рукой подать. Окна домов блестели в лучах восходящего солнца.
Их пару раз останавливали, но увидел документы московского телевидения пропускали беспрепятственно и долго с надеждой смотрели вслед. Некоторые, завидуя, думали: «Покатаются и уедут в свою Москву, а мы останемся один на один с подступившей силой. И что нам делать? Нет власти, нет надежды, нет будущего. Одна надежда на Россию, которая возьмёт нас под своё крыло».
***
Улица Куприна неожиданно кончилась огромным терриконом, засаженным акацией, однообразными крышами гаражей и оврагами, разбегающимися в сторону Кальмиуса, где темнел лес. Небо было расчерчено стремительными облаками и казалось Косте дурным знаком. Зря мы едем в «Петрополь», понял он, ох, зря, думал он и мельком взглянул на Божко, который охваченный желание увидеть легендарную крепость, чуть простодушно глядел за реку во все глаза. Сашка Тулупов тоже подпрыгивал от нетерпения, как на гвоздях. Отступать было поздно. Божко с ума сойдет, подумал Костя, если поездка не оправдает его надежд. Тогда бунта с кровавыми последствиями точно не избежать. Впервые Костя пожалел, что связался с ним. Марков настоял, ничего не попишешь, подумал он. Должно быть, он хотел его убрать подальше от реальной опасности, чтобы сохранить жизнь. Игорь это понял и бесится. Хотя кто его знает? А может, он всегда такой – неустроенный внутри себя? Что-то ищет в своей метафизике и не может найти, поэтому и дикий, как зверь. Чужая душа потёмки.
Даже сверху реки почти не было видно. Она петляла гораздо дальше в низине, среди зарослей ив и тополей, и только по голубоватому блеску можно было понять, где она течёт – большая, полноводная, широкая, прикрывающая город огромным полукольцом с юга, севера и запада.
Костя объехал террикон с тыла, аккуратно свернул на второстепенную дорогу, которая через десять минут езды после гаражей, вообще превратилась в грунтовую, разбитую вдобавок танками и тягачами. Почва из красно-желтой от породы террикона постепенно перешла в песчаную. Яркая весенняя трава на обочинах была обильно припорошена рыжей пылью. Затем начался сосново-еловый лес с огромными буграми. Эти бугры, засыпанные иголками, явно носили искусственный характер, и Костя, осторожно ведя машину, за каждым из них ожидал как минимум засады. Но бугры кончились так же неожиданно, как и начались, а дорога стала прямой и ровной. Корабельные сосны казались такими высокими, что царапали небо. Воздух сделался густым, как сироп, и пахучим, как оттаявшая с мороза новогодняя елка.
– Говорят, здесь во время войны наши стояли, – сказала Завета. – А грибов здесь сколько!
Но разговор её никто не поддержал из-за напряженной тишины, царившей вокруг, и дальше ехали молча, правда, Игорь сказал таким тоном, когда вспоминают детство:
– Я здесь вообще первый раз в жизни. Этот район был закрытым. Военная зона, однако.
Действительно, сквозь молодой сосняк Костя разглядел покосившиеся столбы и ржавую проволоку, остатки землянок и окопов. А один след от колес вообще был свежим и привёл к капониру, вырытому, видать по всему, для тяжелой техники. На кислой физиономии Игоря возникла кривая ухмылка.
Они походили вокруг. Сашка, разумеется, самозабвенно снимал со всех ракурсов, разве что на дерево не залез. Пахло прелыми иглами и весной. Костя даже расслабился: захотелось на рыбалку, посидеть у костра, чтобы голова ни о чём не болела.
– Ну и что ты думаешь?.. – спросил он у Игоря, который был для него непререкаемым авторитетом по военной части.
Игорь сделал откровенно безумное лицо. Похоже было, что его больное воображение рисовало, сюрреалистические картины. И вообще, после американского госпиталя его малость заклинило, подумал Костя. Можно было, конечно, посидеть с ним, поговорить по душам, может, малость выпить, но времени разбираться с его мотивами сейчас нет, как и нет его на психоанализ ситуации. В общем, Игорь заставлял его держаться с ним настороженно.
– Смотрите! А здесь ещё и ещё! – крикнула Завета.
Действительно, за толстыми кривыми соснами белели свежевырытые ямы с въездами в них.
– Похоже на комплекса ПВО, – сказал Игорь неопределенно, – но…
Костя с любопытством пригляделся. В полукилометре, за лесной дорогой и молодым ельником, туда, куда вели следы от колес, виднелось что-то тёмное, массивное, закрытое маскировочными сетками. Он, не задумываясь, даже сделал пару шагов в том же направлении и очутился рядом с Заветой. Ему захотелось казать: «Забудь ты обо всем, я тебе друг, всё остальное неважно!», но почему-то промолчал. Сашка Тулупов оказался тут как тут:
– Вот это да!.. – и поднял «соньку».
Вдруг словно из-под земли выскочили военные с маскировочной форме и