– Ребята! Я!.. Я обосрался! Я обосрался! Я… – кричал каким-то изменённым почти до женского голосом Ваня и полз на карачках в сторону от нашего забора, волоча по снегу автомат. Потом замолк. Похоже от лёгкой контузии он плохо слышал и не контролировал модуляции своего голоса.
Когда я подбежал к ним, то картина маслом или ещё чем-то была примерно такая: Квинто сидел рядом с Ваней, обнимал его и как маленького гладил по голове, утешая:
– Велика беда, Ванюшка… То, что обделался, не стыдно. Главное, что живой… Все через это… Тут любой упустил бы… Ну, случилось, бывает… Слаб наш глютеус!
– Что за глютеус? – вдруг искренне изумился постепенно приходивший в себя Ваня.
– Нет, ты подумай, – обратился Квинто теперь и ко мне, удивляясь в свою очередь. – Что такое дизентерия он знает, а то, что глютеус по латыни это обыкновенная человеческая жопа, нет. Довёл-таки меня до неприличных слов, поросёнок!
Наверное, хорошо, что в том большом ангаре в момент прилёта ракет больше никого не было, кроме бедняги старшины-начсклада, который ожидал очередную партию новичков и готовился принять сухпайки и другое довольствие для них. Хороший был мужик, царствие ему небесное. Дружили мы с ним. Это он помогал нам обменивать у местных то самое «кое-что» на сигареты, не растрачивая при этом сухпайки. Его УАЗик остался стоять у самой дальней стены забора на разбомбленной территории и почти не был повреждён осколками. Я проверял: был заправлен и заводился. Мы ходили смотреть на последствия ракетного удара и пытались найти хоть что-нибудь, оставшееся там от старшины, и опасливо косились на большое пятно копоти на стене забора. Пятно блестело, будучи жирным и сальным. Понимали, что это, скорее всего, и есть то, что осталось от старшины.
Я сообщил по рации в штаб ШО о ракетном ударе по соседней территории и гибели старшины. Было понятно, что наше расположение засвечено и следующий ракетный удар уже будет по нашему складу. Нужна срочная эвакуация и вывоз имущества на новое место. Там посовещались и решили, чтобы мы дождались грузовых «УРАЛов» и помогли с погрузкой имущества со склада, а затем на УАЗике старшины мы должны были выдвинуться в штаб. Старшим снова назначили меня.
Мы стали готовиться к отъезду на новое место службы. Клуни подарил Ване свой запасной комплект термобелья, а я отдал ему одну важную вещь: вторые мультикамовские штаны, прихваченные на всякий случай со склада в госпитале. Почти новые. Но Ване они теперь были нужнее.
Я считаю, что на самом деле бесстрашных нет, это только разговоры. Есть страх и за свою жизнь, и за то, что можно стать калекой. Когда тебе в спину влетит большой осколок, и ты на колясочке за подаянием… или без яиц к жене или невесте, или без ног!? Тоже, твою мать, дело обыкновенное! Ну, не знаю… У Вани будет где-то месяц потом на привыкание, если всё-таки попадёт когда-нибудь на передок. После уже вроде как должно будет притупиться всё это.
До госпиталя я знал парнишку в соседнем отделении, которому было двадцать три года. Он пришёл с гражданки, работал на стройке. У него не было опыта, но воевал он так, что любой военный позавидует. Стал пулемётчиком. Всегда был на передовой, всегда прикрывал грамотно… Удачи тебе, Ваня! И грызи врагов наших!
Клуни ловко подогнал УАЗик старшины прямо к нашей фанерной избушке, чтобы мы погрузили вещи и были наготове. Всё было вроде хорошо. Даже Ваня как-то преобразился и проникся духом нашего братского друг к другу отношения. Одно мне тогда не понравилось: Клуни. Иногда он присаживался и тряс головой. А иногда даже бил себя ладонями по ушам и снова тряс головой, словно хотел выкинуть из неё всё лишнее. У него были наушники, но и они не помогали. Я ни о чём не спрашивал. Он сам сказал:
– Конец февраля вроде, а у меня птицы в ушах посвистывают как в апреле-мае, типа соловьи. Вообще после последней контузии у меня, наверное, давление иногда поднимается. Врачи говорили, такое может быть. Но раньше ничего там не свистело…
Я пожал плечами, утаив возникшее предположение, потому что сразу вспомнил Шиллера, у которого тоже соловьи в голове завелись когда-то. Но это было перед боем, а тут, в тылу… Не может быть!
– Это у вас тут трупаками воняет, не? – спросил замначштаба, наконец приехавший принимать с нашего склада всё вооружение и организовывать его погрузку.
– Да нет, ты нанюхался, наверное, сегодня…
– Походу да…
А мы уже знали из переговоров по рации, что он приехал к нам после того, как в эти же бронированные «УРАЛы» грузил сегодня «двухсотых» из одного ПВД, три дня назад тоже накрытого ракетами. Да, особому отделу «Вагнера» стоило задуматься. Наши тыловые позиции вскрывались одна за другой. А пока мы только слышали по рации приказ командира нашего ШО по всем подразделениям в жёлтой и зелёной зонах, то есть в тылу, чтобы людей в одном месте много не размещали, не создавали ненужных скоплений, и не было такой ерунды, которая случилась у «других».
«УРАЛы», которые иногда обзывали «крокодилами», уже успели уехать, увозя оружие и боеприпасы. А мы присели на дорожку и закурили, закрыв нашу фанерную избушку на замок. Непривычно ныли мышцы рук и груди, намаявшись при погрузке БК в «УРАЛы». Клуни по-прежнему время от времени тряс головой. Вещи и сухпайки были уложены в шмурдяки (рюкзаки) и закинуты в УАЗик. Я уже хотел было садиться за руль, приоткрыв дверцу кабины, как вдруг Клуни вспомнил, что где-то в пустом уже ангаре оставил свои наушники. Он побежал к ангару, а мы молча провожали его взглядом. И тут снова прилетели… «Хаймарсы».
Снова взрывы, грохот, дым, пыль кирпичная и бетонная, куски железа. Всё это клубилось грязным облаком, поднимавшимся высоко вверх. И тут мы увидели как то, что было до этого Клуни, высоко подброшенное взрывом, падает на землю. Нас самих и УАЗик тоже посекло осколками, но уже на излёте. Меньше всех прилетело мне, спасла открытая дверь УАЗа, за которой я стоял. Череда случайностей или проделки ангелов-хранителей?
Прямо не представляю, насколько сильные