Именно при императоре Николае II, т. е. в последние два десятилетия Российской империи, в стране остро столкнулись две тенденции в развитии общества и два подхода в осознании, что есть Россия и ее народ и как должна управляться империя. Что касается самой реальности, т. е. демографической, социально-экономической, этноконфессиональной ситуации, а также сферы самосознания россиян, то здесь грандиозное по своим размерам государство переживало трудные, кризисные времена. В экономике имелись определенные успехи, особенно в развитии промышленных центров, торговли, коммуникаций (вступившая в строй Транссибирская железная дорога связала страну с Дальним Востоком). Однако основой хозяйства оставалась аграрная экономика с господством патриархальной крестьянской общины и крупных землевладельцев, которые стояли преградой на пути частной земельной собственности и развития хозяйств фермерского типа. Хотя Витте под влиянием Ф. Листа писал о национальной системе российской экономики и в ряде сфер общенациональный российский рынок действительно существовал, тем не менее разрывы между регионами в экономическом развитии были грандиозными, а хозяйственные уклады варьировали от первобытности (аборигенные сообщества Сибири) и средневекового феодализма (Средняя Азия) до вполне развитых промышленных регионов европейского типа (Прибалтика, Польша, Финляндия). О связующей экономической основе нации на рубеже XIX–XX вв. говорить было трудно. Что касается демографии и этноконфессионального состава населения, то, как показала Всероссийская перепись населения 1897 г., в России проживало 150 млн человек разных национальностей и вероисповеданий.
Главной или «первенствующей церковью» была православная церковь. Именно по вероисповеданию государство делило население на категории «по самосознанию», помимо тех сословных различений, которые существовали в империи издавна и были главными для определения положения, прав и возможностей россиянина. Однако та же перепись через вопрос о родном языке косвенно выявила и этнический состав населения России. Всего специалисты выделили около 190 этнических групп, которые были в составе российского народа. Но «господствующей нацией» были русские, к которым власти относили, кроме великорусов, малороссов и белорусов. Один из соратников Столыпина, С. Е. Крыжановский, писал в 1905 г.: «В России господствующая национальность, на которой стоит государство, составляет всего лишь около 66 % общего количества населения, а чуждые народности достигают 34 %… Интересы величайшей государственной важности настоятельно требуют поэтому, чтобы голос русского народа, на котором одном держатся и сила государственной власти, и самый престол Российских государей, безусловно господствовал в законосовещательных учреждениях». Сам же император Николай II требовал обеспечить «право каждого русского чувствовать себя дома на всем протяжении империи», а при разработке реформ государственного строя выделить «истоки русского национального ядра»[143].
Эта линия на обеспечение интересов сторонников русского национализма проявилась вокруг создания и деятельности общеимперского представительного органа – Государственной думы, которую пришлось несколько раз распускать, чтобы сделать ее «русской по духу», сократить возможность влияния представителей нерусского населения и таких регионов, как западные окраины империи, Польша, Прибалтика, Финляндия. Уже в III Думе ведущее место заняла партия октябристов, которые были против всякой автономии для инородцев. Ключевой фигурой в политике укрепления самодержавного государства стал Петр Аркадьевич Столыпин, который возглавлял правительство с 1906 по 1911 г. Оценить эту крупную фигуру довольно трудно, ибо его взгляды и деятельность отражали всю противоречивость российской жизни того времени. Во-первых, Столыпин был решительным противником европейских революционных веяний и считал Россию не готовой для внедрения в ней западных политических порядков. Выступая в Государственной думе в 1907 г., он говорил, что в отличие от Западной Европы в России нет сложившегося мелкого землевладения, нет влияющих на выборы консервативных общественных сил и влиятельного духовенства, которые обеспечивают в этих странах солидарную и контролируемую систему государственного управления. «При таких данных в России открывается широкий простор проявлению социальных стремлений, не встречающих того отпора, какой дает им прочно сложившийся общественный строй Запада, и не без оснований представители международного социализма рассматривают Россию как страну, совмещающую наиболее благоприятные условия для проведения в умы и жизнь их учений». Поэтому, по его мнению, «историческая Самодержавная власть и свободная воля Монарха являются драгоценнейшим достоянием русской государственности…»[144].
Во-вторых, Столыпин был против децентрализации, а тем более федерализации Российской империи, как того требовали наиболее продвинутые в политическом развитии части империи. Так, в ответ на жалобы поляков, что они граждане второго разряда и у них нет полных прав, он говорил: «Децентрализация может идти только от избытка сил… если же этой децентрализации требуют от нас в минуту слабости, когда ее хотят вырвать, и вырвать вместе с такими корнями, которые должны связывать всю империю, вместе с теми нитями, которые должны скрепить центр с окраинами, тогда, конечно, правительство ответит: нет! Станьте сначала на нашу точку зрения, признайте, что высшее благо – это быть русским гражданином, носите это звание так же высоко, как носили его когда-то римские граждане, тогда вы сами назовете себя гражданами первого разряда и получите все права».
В-третьих, Столыпин был сторонником именно «русского государства», имперского по своей форме, и он разделял идею господствующей нации в лице тех, кто «должны быть русскими если не по происхождению, то по убеждениям». «Ведь Верховная власть является хранительницей идеи русского государства, она олицетворяет собой ее силу и цельность, и если быть России, то лишь при усилии всех сынов ее охранять, оберегать эту Власть, сковавшую Россию и оберегающую ее от распада… Ведь русское государство росло, развивалось из своих собственных русских корней, и вместе с ним, конечно, видоизменялась и развивалась и Верховная Царская Власть. Нельзя к нашим русским корням, к нашему русскому стволу прикреплять какой-то чужой, чужестранный цветок».
Не ставя своей целью русификацию проживающих в пределах государства народностей, Столыпин и его правительство стремилось проводить линию на утверждение привилегированного положения именно русских или, по крайней мере, отказывало представителям нерусского населения иметь какие-либо особые права, в том числе и на территориях их преимущественного проживания. В письме барону А. Н. Меллер-Закомельскому от 16 марта 1908 г. он писал, что при присоединении к Российскому государству новых земель российские монархи никогда не стремились к денационализации местного населения и сохраняли привычный им строй жизни. Однако «правительство имеет полное право дать этим землям то назначение, которое оно признает наиболее целесообразным и полезным. Но, конечно, при разрешении сего вопроса оно никогда не станет на ту точку зрения, которой держатся местные инородцы, и никогда не позволит себе считать сих последних полными и единственными хозяевами тех местностей, в коих они проживают, так как местности эти составляют неразрывную часть Русского государства и наряду с прочими его частями подчинены единому державному вождю русской земли