– Ты слишком много думаешь, моя нежная Адель. И слишком себя накручиваешь. Все будет хорошо, и я это тебе обещаю, потому что приложу все усилия.
Он положил меня на кровать, и, хотя я ещё пару минут пыталась говорить, от моих аргументов остались только обрывки. Дар целовал меня, гладил, шептал мне комплименты.
Меня покинул мой собственный здравый смысл. Сначала на часик. Потом ещё на два, потому что Ибисидский теперь уже не торопился.
И среди ночи еще раз.
Дар явно компенсировал всё то, что, по его мнению, раньше потерял. А мне слишком все нравилось, чтобы сопротивляться.
* * *
В комнате еще царил полумрак, едва брезжил рассвет, когда я проснулась. Пустая половина кровати уже охладела, и это значило, что Дар ушёл довольно давно. На подушке остался только слабый след от его головы и еле уловимый запах – смесь дымчатых ноток, муската и чего-то терпкого, что теперь я, кажется, чувствовала даже сильнее.
Сначала я просто лежала, уставившись в потолок. Потом повернулась на бок, подтянула одеяло, уткнулась в него лицом и позволила себе пару минут тишины. На сердце было тяжело. Потому что, несмотря на ночь, несмотря на все ласки и слова – тревога осталась.
Дар сказал: «я знаю, что делаю». А у меня было ощущение, что он ведёт себя безрассудно. Как ребёнок, которому кажется, что впереди у него вечность.
Ну и у меня заодно.
В голове крутился наш ночной диалог. Очень короткий, но емкий.
– Что ты выберешь: семью или власть? – спросила я, кутаясь в простыню.
– Можно сказать, что это философский вопрос, – усмехнулся Дар, ласково касаясь моего плеча и рисуя на коже какой-то диковинный узор. – Тебя потянуло на философию на ночь глядя, родная?
– Ответь, – попросила я и вновь повторила: – Семья или власть?
– Я предпочту взять от жизни все, Адель. Поэтому одно другому не помешает.
Я лишь горько улыбнулась. Его ответ тяжестью лег на грудь, давя на меня почти физически.
Я поднялась с постели, быстро умылась, переоделась и спустилась в гостиную.
Сара, как обычно, уже устроилась в кресле и перелистывала закладкой страницы утренней газеты. Марель сидела рядом и сразу махнула лапкой, едва увидела меня.
– Доброе утро, – буркнула я.
– Утро? Ну, оно-то может и доброе, но по тебе не скажешь. В чём дело, Адель?
– Вроде как ты должна порхать от счастья, – вставила мышка.
Я взяла чашку с мятным отваром, который заботливо оставила горничная, и устроилась на диване, закутав ноги в плед. Пауза затянулась.
– Он опять ушёл, – наконец сказала я. – Еще до рассвета.
Вроде как все было понятно: Одару нужно решить много вопросов. Но теперь мне было страшно… страшно, что не все его союзники таковыми окажутся. Страшно, что его величество король захочет заняться претендентом на престол более серьезно, а в обширные возможности действующего монарха я охотно верила.
Сара закрыла газету, швырнула ее левитацией на стол и приблизилась, зависнув рядом.
– Ты боишься, что не вернется? – спросила она.
Мышка же сложила лапки на груди, готовая меня слушать.
– Я боюсь, что он переоценивает себя. Я боюсь, что его убьют. А я останусь. С ребёнком…
Я провела рукой по животу. Все внутри всё сжалось от страха. Он ещё крошечный, безымянный, не скоро начнет шевелиться. Но он уже есть. Уже часть меня. И всё, что я делаю, отныне имеет вдвое больший вес. Любая ошибка скажется не только на мне. Я не могу позволить себе рисковать.
Я вздохнула и потерла виски.
– Знаешь, Сара, раньше мне казалось, что я справлюсь с чем угодно. Даже когда на мне поставила метку темная ведьма, было… не очень страшно.
– Потому что ты молодая и дурная. У меня лет до двадцати тоже инстинкт самосохранения отсутствовал, – авторитетно заявила Книжуля. – Ну и вообще, дети они как-то дисциплинируют родителей. По крайней мере в вопросах безопасности.
– Я вот тоже осознала, что теперь речь идет не только обо мне.
Сара кивнула:
– Верно, появилась ответственность.
Я посмотрела в окно. На брусчатке возле дома скакали воробьи и высматривали крошки, которые по всей видимости часто падали на землю в этом месте, потому что совсем рядом была дверь на кухню.
Хотела бы я быть сейчас такой же беззаботной… Но мысли, шусовы мысли, атаковали мою голову. Было очень много переживаний и страхов.
– И чем дальше, тем больше я вижу рисков не только для него, но и для себя. Для малыша. Мы не можем исчезнуть с места происшествия! А что бывает с семьей оппозиционера, думаю, тебе можно не говорить.
– Так… – Книжуля сощурила нарисованные глазки. – Рыба моя, признавайся, что ты задумала?
– Пока ничего, – я почти залпом выпила половину кружки и отставила в сторону. – Но скажу честно, мне очень нравится идея побега. От немедленного сбора вещей меня отделяет только то, что я дала ему слово. Что выйду замуж, буду с ним рядом… А сейчас, по сути, думаю о том, чтобы это слово нарушить. Выгляжу словно так себе человечек, если честно.
– Значит, стоит подумать, насколько слово важнее жизни, – философски заметила Сара. – Притом не только твоей. Знаешь, деточка, могу сказать, что вопросы чести и совести, на мой взгляд, перестают работать там, где они касаются жизни твоего ребенка.
– Может, леди Рейвенс также думала?.. – предположила я. – И чем все закончилось?
– Тю, дорогуша, ты теплое с мягким мне не сравнивай! Леди не про сына думала, а о том, как бы не потерять в статусе. Ведь это так позорно, наследник ТАКОЙ семьи и почти без магической силы!
– Вот-вот, – поддержала подругу Марель. – Эта леди чистая эгоистка, и я надеюсь, что судить ее будут по строгости закона!
А с этой стороны я как-то не смотрела. В моей голове остался очень светлый образ мамы, и я просто не могла предположить, чтобы мать может подвергнуть риску собственного ребенка. Даже тетя Ханна очень любила и берегла своих детей – что приемного Кристиана, что… Лилит.
Зависла пауза. Служанка принесла завтрак, быстро сервировала для меня стол и ушла.
Принявшись за еду, я начала вновь говорить:
– Из всех вариантов у меня есть только попытка сольного побега, но это при связях Ибисидского превращается в иллюзию. Вдобавок, так и вижу себя с чемоданом едущей неведомо куда и неведомо зачем. Нет уж, очертя голову точно бежать нельзя.
– Значит нужно, чтобы было место назначения. Комфортное. Беременным таки очень нужен комфорт, – откликнулась Сарочка.
Я почесала кончик носа и нерешительно начала:
– Вообще, можно воспользоваться желанием, которое всё ещё должна госпожа Риодея…
Потому что Эльвис вполне себе комфортен. И безопасен. Вроде как своих не выдает. Интересно, достаточно ли я «своя» после сотворения источника?
– А как же Дар? – неожиданно спросила Марель. – Ты вот так просто его оставишь? Я думала, у вас улучшились отношения.
– Не просто. Во-первых, я буду переживать, а во-вторых… – вздохнула я и подняла взгляд к потолку. – Леди Мириам, можно вас?
Из воздуха, как из тонкой серебристой паутины, соткался призрак гранд-леди особняка. Её фигура была чёткой, почти живой – разве что свет чуть просвечивал сквозь ткани одежды.
– Приветствую, глава рода, – произнесла она с лёгким поклоном.
– Скажи, пожалуйста, является ли отец ребёнка леди Харвис частью нашего рода?
– М-м-м… спорно, – протянула Мириам. – Но в своё время этой лазейкой пользовались. Потому что по сути – да. Сейчас в тебе есть частичка Одара Ибисидского.
– И можем ли мы передать алтарь во временное пользование до официальной свадьбы?
Она вздрогнула, и неверяще уставилась на меня, но все же ответила:
– Учитывая беременность – думаю, да. Дело ведь не в официальном бракосочетании, а о «представлении» алтарю. Тот считывает кровь и силу, которые есть в твоем нерожденном ребенке.
– Что ж, – кивнула я, – это несомненно плюс. Во всяком случае, я смогу дать Одару то, ради чего