– Нежная моя, – его шепот мурашками прошелся по моей ставшей чувствительной коже. И каждый раз, вытаскивая пуговку из петлички, он произносил новый комплимент: – Самая желанная… Любимая… Сладкая… Моя.
Я приподнялась, чтобы помочь ему стянуть с меня сорочку. Я осталась обнаженной и осознав это, хотела было прикрыться руками. Но почувствовав его взгляд – темный, восхищенный, остановилась. Лишь втянула обжигающе горячий воздух.
Его губы гуляли по освобожденной территории – касались моей шеи, груди, живота… Я тонула в ощущениях. Каждое его прикосновение, каждый поцелуй – будто волна удовольствия захлестывала меня.
– Я с ума схожу от тебя, Адель, – сказал он, осыпая плечо поцелуями.
Он ласкал меня не торопясь. Водил пальцами по изгибам, исследуя каждый миллиметр кожи с мучительной нежностью. Его губы находили самые чувствительные точки, оставляли жаркий поцелуй, вызывая стон. Я сначала кусала губы, но больше не могла сдерживаться. И он, кажется, наслаждался моими стонами, как музыкант, который извлекает из инструмента нужную ноту.
Он наблюдал за мной, за каждым вдохом, за дрожью, пробегающей по телу. Доводил меня до грани, а потом отступал, и я задыхалась от желания.
– Я хочу, чтобы ты запомнила каждую секунду, – прошептал он, скользнув ладонью по моему бедру. – Хочу, чтобы когда закрывала глаза – ты вспоминала эту ночь.
Я застонала и выгнулась, когда его рука оказалась между моими стиснутыми бедрами. Каждое его движение было выверенным, но в то же время очень страстным. Он словно сдерживал бурю внутри себя, не позволяя ей вырваться. Пока что.
Когда его пальцы коснулись чувствительного узелка, я всхлипнула, крепче вцепившись в его плечи. Он умело играл с моим телом. Дразнил, ласкал, толкал к краю и удерживал на грани. Волны удовольствия накрывали одна за другой. Тело горело, тряслось. Я тонула в его запахе и прикосновениях… И растворилась в нем, когда мы стали единым целым.
И да, в этот раз было совсем не больно. Наоборот, то жаркое томление, что наполняло мое тело, стало ещё более насыщенным, нестерпимым. Я кусала Дара, царапала, что-то шептала – то ли чтобы его остановить, чтобы немного прийти в себя, то ли чтобы он не смел отстраняться.
Каждое его прикосновение, каждый стон, горячее дыхание на моей коже, уносило меня все дальше и дальше от реальности. А когда он перевернул меня на живот, вновь наполнил собой и скользнул рукой по животу вниз, пока не достиг какого-то невероятно чувствительного местечка, я сошла с ума.
Все чувства обострились. Стало невероятно жарко… и так хорошо… Настолько, что тяжело дышать. Перед открытыми глазами вдруг вспыхнул фейерверк, который рассыпался по всему телу искрами наслаждения.
Невероятного.
И если в прошлый раз мне казалось, что я с трудом выжила, то в этот я однозначно умерла. Чуть-чуть.
Но мне очень понравилось.
* * *
Дар не сразу отпустил меня. Мы ещё лежали вплотную, горячие от близости, дыхание не успело выровняться. Дар склонился ко мне, поцеловал в висок, потом чуть ниже – в щеку, в уголок губ. Его ладонь легла мне на живот, будто он пытался успокоить меня…. или себя.
– Всё хорошо? – прошептал он, зарываясь носом в мои волосы.
Я только кивнула. Губы еще горели, тело отзывалось трепетом на малейшее движение. Мне казалось, будто весь мир сжался до точки – до его сердца под моей щекой, до его рук на моей спине. Но именно в этом крошечном мире было всё, что мне нужно.
Дар нащупал одеяло, подтянул его и накрыл нас. Осторожно прижал меня к себе, чтобы я устроилась у него на груди.
– Ты бы знала, как я счастлив, – пробормотал он мне в макушку. – Беззаветно, совершенно невероятно… И я теперь никуда тебя не отпущу. Хотя будем честны, не то чтобы раньше намеревался…
Я лишь улыбнулась и закрыла глаза. Кажется, я совершенно счастлива.
Глава 26
Было тепло. Но не от солнечных лучей, что проникали через занавески, гладили нас по волосам и скользили по коже. Нет, жар исходил от Дара. Его дыхание касалось моей шеи, а пальцы, почти бессознательно, сжимали талию.
Я скользила взглядом по лицу мужчины, пользуясь возможностью как следует рассмотреть его. И ощущала ту самую невозможную полноту момента, от которой хочется и плакать, и смеяться.
Я осторожно пошевелилась, потянулась, выгибаясь как кошка, и поцеловала его в плечо. Он улыбнулся и притянул меня ближе.
– Доброе утро, – прошептала я.
– Самое лучшее утро, – отозвался Дар хрипло, не открывая глаз. – Есть вариант, где оно длится вечно?
– Разве что если мы оба станем котиками, – со смешком ответила я и прищурилась, когда солнечный луч оказался на моем лице. – Но если посмотреть на моего домового, даже это не спасает от работы.
Дар приподнялся на локте, заглянул мне в глаза и медленно, по-хозяйски поцеловал.
– Как бы не хотелось не выпускать тебя из постели еще недели две, все же нужно вставать. Пойдём умываться? – предложил он. – Если задержимся еще немного, то я вряд ли куда-то уйду. А очень надо.
В ванной мы быстро привели себя в порядок. Так буднично, уютно, по-семейному. И я на миг замерла, стоя у запотевшего от пара зеркала, представляя, как точно также вместе мы будем умываться через год. Два, три, четыре… И эта мысль не пугала, от нее становилось радостно и светло на душе.
После мы спустились в гостиную. Здесь уже с утра было шумно – Марель о чем-то ожесточенно спорила с пауками, Сара лежа среди разбросанных подушек, слушала обе стороны и явно выступала в роли судьи. Но едва заметив нас, они тотчас заулыбались.
– Вот и наши голубки! – начала Сара, поднимаясь в воздух. – Явились и не запылились!
– Доброе утро, – сказала мышка. – А мы вас уже заждались!
– Адель, ты не против небольшого выступления, которое скрасит вашу утреннюю трапезу? – выступил вперед один из пауков в смешном вязанном шарфе ярко-лимонного цвета.
Мышка закатила глаза, она явно считала, что сейчас не время для того, чтобы приобщаться к высокому.
– Доброе утро, – отозвалась я с улыбкой. – Не против. А ты, Дар?
– Я весьма заинтригован. Не имел чести ранее бывать на паучьих спектаклях.
Тележка с завтраком уже стояла у камина. Чай дымился, на подносе – гренки, мёд, глазунья, тонкие сырные лепешки и фрукты.
Дар помог сесть, пододвинул стул и только потом сел сам. Не напротив, как полагалось, а рядом. Мягко коснулся моей руки.
И в этот момент раздалось: «тут-тут-тут» – пауки одновременно застучали лапками по столу, задавая ритм. Звук был чётким, отточенным и подозрительно слаженным, словно они репетировали всю ночь. А зная их, так оно наверняка и было.
Из-за дивана выкатился крошечный реквизит: миниатюрные ширмы, яркие занавески на зубочистках и нарисованные декорации на кусочках плотной бумаги. Пауки, облачённые в «костюмы» – один с наклеенными усами, другой в цилиндре, третий в накидке с вышитым солнцем – вышли на «сцену», то есть на середину стола, и разыграли целую драму.
Один с пафосом выпрямился и продекламировал:
– О, зачем же ты, о чудище лесное, мою любовь похитило в ночи?!
Тот, что в цилиндре, раскрутился на всех лапках, подпрыгнул и ответил нарочито трагическим голосом:
– Потому что в любви нет границ! Даже между клопом и пауком!
Тут на сцену выползла ещё одна фигурка, вся усыпанная блёстками – видимо, это и была возлюбленная. Она молча пронеслась по декорациям, грациозно перелетая с одного края стола на другой под оглушительный шорох крыльев из тончайшей фольги.
Сара, паря над нами, комментировала происходящее почти шёпотом:
– Это модерновая постановка «Проклятие и Шелк». Свободная трактовка трагедии любви между охотником и его жертвой. Местами аллегория, местами биографическая отсылка к нашему пауку Жану…
Она кивнула на постановщика в желтом шарфике. А я же подумала о том, что по сравнению со страстями нечисти моя личная жизнь в общем-то отдыхает в плане драматического накала…
– Это… – Дар чуть приподнял брови и с усилием проглотил смешок, – просто великолепно. Вашей труппе место на столичных подмостках.
Я уже не могла говорить от еле сдерживаемого смеха. Настолько их представление было забавным и искренним.