Наивно думать, что эти импульсы, эта грубая эксплуатация просто исчезли. Мы должны исследовать собственный образ жизни, свой бизнес на наличие бездумной выгодной жестокости и сделать все возможное, чтобы решить эту проблему… или хотя бы смягчить ее. Работа Тэмпл Грандин[235], например, помогла уменьшить страдания животных на скотобойнях, а зоозащитники заставили миллионы людей задуматься о том, нужно ли им вообще есть мясо. И те и другие по-разному понимают, что такое справедливость, но и те и другие делают мир лучше.
То же можно сказать и об охотниках и фермерах. У них кардинально разные отношения с дикой природой, но в удачных случаях экологи находят общий язык в сохранении исчезающих видов, климата и мира, которым мы все наслаждаемся. Как каждый человек должен иметь возможность без страха сидеть под своей смоковницей, так и дикие животные на этой планете — а они здесь гораздо дольше нас — должны иметь возможность выживать, процветать и делать то, что они делают.
И речь не только о величественных или милых видах. В защите нуждается и сама смоковница. Виноградной лозе нужна богатая почва. Нельзя загрязнять реки. Трава должна вырастать так, чтобы сгибаться под собственным весом, как заметил Марк Аврелий[236]. Стоики говорили, что весь мир — храм. Природа — это бог, и мы совершаем святотатство, когда злоупотребляем ею.
«Человек по-настоящему этичен, — писал Альберт Швейцер, — только тогда, когда он подчиняется возложенному на него долгу помогать всему живому, чему он в состоянии помочь, и, когда он старается изо всех сил, чтобы не навредить ничему живому. Он не спрашивает, насколько та или иная жизнь сама по себе заслуживает сопереживаний или насколько она способна чувствовать. Для него священна сама жизнь как таковая». Именно это заставило Швейцера стать вегетарианцем… и отложить большую часть своей философской работы ради руководства медицинскими клиниками в Африке.
Ehrfurcht vor dem Leben — прекрасная фраза, которая пришла ему в голову во время путешествия по реке Огове на территории нынешнего Габона (Африка). Благоговение перед жизнью.
Мы должны заботиться обо всех формах жизни… даже если наша собственная осложнена кучей личных или неотложных проблем. Потому что это кое-что говорит о нас. Потому что это наследие, которое мы оставим… по сути, оно может определить наше будущее.
Нас не должно удивлять, что Катон, не заинтересованный в жизни своих животных, был еще и безжалостным рабовладельцем. В этом, собственно, вся суть. Логика, по которой одни люди менее важны, чем другие, — потому что не похожи на нас, потому что они живут далеко от нас, потому что они нам не родственники, — та же, по которой менее важны другие формы жизни.
Это не только анафема принципам справедливости. Такая идея порочна и опасна для того, кто ее придерживается. Недоброжелательность, безразличие, жестокость в одной области… перетекают в другую. Это также возможность: чем больше мы открываем свое сердце в одной области, тем более мы открыты в других.
Расширяя круг, как выражается философ Питер Сингер, мы делаем мир лучше.
Мы также делаем лучше себя.
Находите добро в каждом
Будь Харви Милк чуть более консервативен, он, возможно, остался бы жив.
Но тогда он не был бы Харви Милком.
Большинство людей считали, что с Дэном Уайтом, бывшим полицейским, а теперь местным политиком с консервативными взглядами, что-то не так — еще до его роковой стычки с Милком.
«Харви, он свинья», — сказал ему один сосед.
Но Харви настаивал, что это просто невежество. «Он из рабочего класса, католик, в нем взрастили все эти предрассудки, — объяснял Милк, защищая человека, хотя имел мало для того оснований. — Я собираюсь сидеть рядом с ним ежедневно, чтобы он понял, что люди с другими убеждениями не такие уж плохие, как он думает».
Ему твердили, что он зря тратит время.
Ему говорили, что он пожалеет. До некоторых просто невозможно донести…[237]
Но Милк все равно пытался. Такова была часть его философии в создании союзников.
«С годами, — рассуждал Харви, — этого парня можно научить… можно всех научить и всем помочь. Вы думаете, что некоторые люди безнадежны, но я так не считаю».
И действительно, они нашли общий язык, подружились и стали работать вместе, несмотря на совершенно разный опыт. Именно Уайт добился назначения Милка председателем комитета по улицам и транспорту. Милк присутствовал на крещении ребенка Уайта в 1977 году. Уайт поддержал первый и единственный закон, принятый Милком, а также выступил против разрешения местным школьным советам увольнять учителей по личным причинам, не связанным с профессиональной компетентностью.
А затем Уайт — после череды разногласий с Милком и мэром города — выстрелил в Милка пять раз, причем две последние пули в упор угодили тому в череп.
Сработала ли доброта? Стоила ли она того?
Не таким вопросом задался бы Харви.
Он задумался бы о том, правильно ли это. О том, в каком пути больше сердечности и надежды.
Если бы Харви Милк видел в людях только фанатизм, только опасность, которую они представляют, то никогда не смог бы вступить в союз с Teamsters. Он определенно не смог бы найти надежду ни в ком и ни в чем, точно не смог бы дать ее людям.
Психолог Эдит Эгер писала, что в каждом из нас живет и Гитлер, и Корри тен Бум (одна из лауреаток награды «Праведники народов мира»). Кого из них мы выпустим? Что предпочтем увидеть в других?
Во время одного из своих многочисленных тюремных сроков в Южной Африке Ганди коротал время, изготавливая сандалии. Уезжая из Африки в Индию в 1914 году, он подарил одну пару генералу Яну Смэтсу, премьер-министру Южной Африки, с которым он столько раз сцеплялся и который лично отправил его в тюрьму.
Позже Смэтс участвовал в обеих мировых войнах. Стал одним из ведущих политиков своего времени. Но все эти годы он не переставал размышлять о Ганди, особенно в те моменты, когда надевал сандалии, — как тот и хотел. Думал о милосердии Ганди, его нравственном призыве, его мужестве. На 70-й день рождения Ганди Смэтс вернул ему сандалии. «Я ношу их многие годы, — размышлял он, — хотя мне и кажется, что я недостоин обуви столь великого человека». На самом деле Смэтс, несмотря на свою прежнюю сопричастность расистской и эксплуататорской системе, достойно справился с этой миссией. Он сыграл важную роль в создании Лиги Наций. Два десятилетия спустя написал проект Устава ООН. Помогал найти родину для евреев после Холокоста.
По его словам, именно Ганди направил его, избавил от «чувства обыденности и пустоты», послужив для него и всего