Хотя сделанного не воротишь, у нас всегда есть возможность впредь поступать лучше. У нас есть возможность стать лучше в результате того, что произошло, — даже если для этого придется сделать шаг вперед и взять на себя неприятную ответственность за случившееся.
Отрицание, упрямство, запирательство — это неуверенность в себе. Только слабые люди и сообщества не пытаются исправить ситуацию. Они считают, что не могут позволить себе извиняться или возмещать ущерб.
Так же как мы должны пытаться простить тех, кто обидел нас, следует прилагать активные усилия, чтобы получить прощение за обиды, нанесенные нами. Мы не можем притворяться, что их не было.
Мы должны искупить свою вину.
Мы обязаны сделать это для тех, кому причинили боль.
Мы также обязаны сделать это для себя.
Наш потенциал раскрывается не в бегстве от ситуаций, а в борьбе с ними — особенно с ситуациями трудными.
То, что мы совершили, то, что произошло, необязательно должно оставаться позорным секретом, открытой раной, грузом, который тянет нас вниз.
Это может стать тем, что преображает нас, средством для искупления и совершенствования.
Это может сделать нас — и весь мир — более справедливым местом.
Великое единство
В 1950 году один мужчина, оплакивавший своего маленького сына, который умер от полиомиелита, получил письмо от Альберта Эйнштейна. Сейчас можно подумать, что, будучи человеком науки, Эйнштейн довольно спокойно относился к трагической природе человеческого существования.
Мы рождаемся. Нас бьют силы, неподвластные нашему контролю и непостижимые для нас. Затем мы умираем.
Часто без всякой причины, оставляя после себя глубокие страдания.
Если учесть масштабность событий середины XX века — Холокоста и насилия атомного века, — вполне разумно предположить, что Эйнштейн мог оказаться невосприимчив к смерти одного ребенка, к которому не имел никакого отношения.
Однако его письмо оказалось глубоким философским соболезнованием.
«Человек, — написал он, — это часть целого, называемого нами “Вселенной”, часть, ограниченная во времени и пространстве. Он ощущает себя, свои мысли и чувства как нечто отделенное от остального — своего рода оптическую иллюзию его сознания. Стремление освободиться от этого заблуждения — единственный вопрос истинной религии. Не питать иллюзии, а пытаться преодолеть их — вот путь к достижимой мере душевного покоя».
Эйнштейн выразил одну из немногих вещей, с которой, кажется, согласны и физики, и философы, и священники: все в мире связано между собой гораздо сильнее, чем мы склонны полагать. Нас объединяет живительная сила, энергия, единство, и оно существует всегда, что бы ни происходило и какими бы разными ни казались вещи. Даже в страдании, в горе мы приобщаемся к чему-то вечному и необъятному, к чему-то, что помогает нам понять, что мы не одиноки.
«Вы думаете, что ваша боль и разбитое сердце не имеют аналогов в мировой истории, — писал публицист Джеймс Болдуин, — а потом вы принимаетесь за чтение». Именно книги, история, философия, по словам Болдуина, научили его тому, что «вещи, которые терзали меня, одновременно связывали меня со всеми живыми или когда-либо жившими людьми».
Мы — единое.
Об этом весьма легко забыть, но это так.
Никто не ощущал этого настолько глубоко, как космонавты, которым выпала уникальная возможность увидеть Землю из космоса. Американцы, русские или китайцы — все они были потрясены тем, что назвали «эффектом обзора», мгновенным глобальным осознанием, неизбежным ощущением того, что все мы находимся в одной лодке, где бы ни жили и во что бы ни верили.
Именно их восприятию, возникшему при взгляде на Blue Marble[223], Гиерокл и пытался научить людей 2000 лет назад. Да, мы, естественно, думаем в первую очередь о себе и о тех, кого любим, но, если расширять этот круг все больше и больше, можно увидеть все живое как один колоссальный организм. Космонавты ощущают то же, что и Ганди, который никогда не летал даже на самолете и не смотрел на человечество с высоты более чем в несколько этажей, называя это великим единством.
Осознать его, позволить ему омыть нас, замереть в благоговении перед ним — больше, чем просто смирение. Это также делает нас более щедрыми, более мужественными, более преданными правильному пути. Это уменьшает нашу озабоченность мелочной ерундой, ничего не значащими различиями, обидами или собственной болью.
Это дает эйфорию. Но может оказаться разрушительным для существования.
Актер Уильям Шетнер, всю жизнь исследовавший космос на кинопленке, в возрасте 90 лет наконец-то побывал там. Он думал, что восхитится красотой увиденного. Однако, взглянув на Землю издалека, почувствовал лишь грусть.
Он понял: все, что имеет значение, находится там, на Земле, и все воспринимают это как должное. Люди разрушают красоту, злоупотребляют ею, крадут ее у еще не родившихся поколений.
То одеяние взаимозависимости, тот великий пучок человечества, о котором говорила Фрэнсис Эллен Уоткинс Харпер, — реальность. Но что происходит сейчас? Окружающая среда разрушается. Миллиарды людей живут в нищете. Миллионы погибают по причинам, которые вполне возможно предотвратить. Несправедливость разрывает ткань, связывающую нас воедино. Как долго это будет продолжаться, прежде чем все развалится?
Людям гораздо лучше, когда процветает весь город, нежели когда процветают отдельные граждане, а все сообщество сбилось с пути. Когда человек преуспевает, а его страна разваливается на куски, он разваливается вместе с ней, но у человека, сталкивающегося с проблемами, гораздо больше надежд, если его страна процветает.
Это сетования современного политика? Манифест какого-нибудь социалиста-революционера начала XX века?
Нет, таких мыслей придерживался Перикл в 431 году до нашей эры.
На этой идее базируется вся суть государства и общественного договора. Государство, как считал один из отцов-основателей, ставит своей единственной целью всеобщее благо[224].
Что толку в нашем успехе, если он достигается за чей-то счет? Какой смысл в нашей безопасности, если она делает уязвимыми других? Так ли мы хороши, если не можем им помочь? Мы все связаны воедино в штуке под названием жизнь. У нас одна общая планета. Когда мы забываем об этом или упускаем из виду, как именно наши действия отражаются на остальных, тогда и процветает несправедливость.
Фраза Марка Аврелия «Что улью не полезно, то пчеле не на пользу»[225] может с равным успехом стать остротой в предстоящих политических дебатах и попасть в передовицу в New York Times. Ему, как и нам, требовались постоянные напоминания об этом. Он стремился мыслить о мире «как о едином существе… о едином по естеству и с единой душой, и о том, как все, что ни есть в нем, передается в единое чувствование, и как оно единым устремлением делает все разом, и как все сопричинно тому,