Русское армейское командование далеко еще не исчерпало всех мер воздействия на свои фланговые корпуса (1‑й и 6‑й).
Командующий армией, не побудив фланговые корпуса к наступлению, поехал распоряжаться в 15‑й корпус, который прекрасно действовал под руководством своего командира. О своем решении командующий 2‑й армией послал такую телеграмму командующему фронтом:
«1‑й корпус, сильно расстроенный, вчера вечером, по приказанию ген. Артамонова, отступил к Иллово, оставив арьергард у Зольдау. Сейчас переезжаю в штаб 15‑го корпуса в Надрау для руководства наступающими корпусами. Временно буду без связи с вами»[123].
Эта телеграмма поражает своей краткостью. Отрываясь от штаба фронта, ген. Самсонов должен был настолько подробно объяснить положение армии, чтобы командующему фронтом были понятны причины, побудившие ген. Самсонова бросить управление всей армией в целом и взять на себя руководство только наступающими корпусами. Надо было при этом указать, какую задачу он предполагал выполнить этими корпусами. Армия попала в критическое положение, ген. Самсонов это понимал, а в штаб фронта была послана канцелярская отписка.
В 7 ч. 05 м. 28 августа командующий 2‑й армией поехал в Надрау, и около 10 час. 28 августа он прибыл на командный пункт командира 15‑го корпуса, где произошла беседа между ген. Самсоновым и Мартосом об общем положении на фронте армии, а особенно об опасности, угрожавшей с запада.
Обстановка требовала немедленного отхода 13‑го и 15‑го корпусов, что и предложил ген. Самсонову ген. Мартос. Но ген. Постовский убедил ген. Самсонова подождать прибытия 13‑го корпуса, надеясь на успех. Между тем 15‑й корпус вел бои уже третий день и к вечеру 28 августа израсходовал все резервы и вследствие тяжелых потерь и крайнего утомления людей стал выдыхаться.
…«Ген. Самсонов, – пишет ген. Мартос, – отправил приказание 13‑му корпусу энергично наступать. Через некоторое время, когда уже спускались сумерки, Клюев открыл артиллерийский огонь, на который немедленно отвечали немцы с западной стороны Гогенштейна. Возле обеих артиллерийских позиций, немецкой и русской, как всегда, вспыхнули пожары, и затем 13‑й корпус далее не продвигался.
…Я предложил отход на Хоржеле: ген. Самсонов возразил мне, что этот пункт занят немцами, преследующими 6‑й корпус. По его мнению, 13‑му и 15‑му корпусам и остаткам 2‑й пех. дивизии следует отходить на Нейденбург, который обороняется гвардейским полком и бригадой 6‑й кав. дивизии. Я больше ничего не говорил, так как нужно было на что-то решиться. Стали писать приказ. В это время ген. Самсонов отозвал меня в сторону и указал, чтобы я после распоряжения по корпусу поспешил следовать к Нейденбургу и принял меры к упорной защите этого города, направляя туда первые подходящие части на помощь пехоте и кавалерии, обороняющим город. Едва успели передать мне и отправить Клюеву и Мингину (начальнику 2‑й дивизии) приказ по армии, как немцы открыли огонь со стороны Гогенштейна по тылу расположения 15‑го корпуса и по холму, на котором находились штабы. В Копорском и Нарвском полках немедленно началась паника, и части эти разбежались. Ген. Самсонов со штабом уехал, и я остался писать распоряжения по корпусу»[124].
Командир 13‑го арм. корпуса ген. Клюев так пишет об отходе его корпуса от Гогенштейна:
«Едва корпус ушел из Алленштейна, как противник занял его и бросился вслед за корпусом. Прикрывавший тыл 143‑й Дорогобужский пех. полк, во главе с доблестным командиром полка полк. Кабановым, имел славный бой с немецкой бригадой на опушке леса в десяти верстах в югу от Алленштейна. Целый день сдерживал он атаки немцев, три раза отбрасывал их штыками. Командир полка был убит, и остатки полка присоединились к корпусу лишь к ночи. На месте боя было похоронено 600 немцев, как значится в надгробном памятнике.
В 7 ч. 00 м. вечера командир корпуса отправил начальника штаба корпуса ген. Пестича к командующему армией для доклада. Немного спустя пришло донесение, что 15‑й корпус отошел от своих позиций. 2‑му Софийскому пех. полку к этому времени еще не удалось занять Гогенштейн, и его надо было поддержать. Между тем отход 15‑го корпуса и нахождение в тылу германских войск делало положение 13‑го корпуса критическим. Необходимо было отходить. В это время пришло письменное приказание командующего армией: «13‑му корпусу отойти к Куркену». Пришлось в темноте выводить части из боевого порядка и поворачивать фронт шести полков и одиннадцати батарей на 90° по незнакомой и бездорожной местности. В арьергарде был оставлен 141‑й Каширский полк с двумя батареями, к нему примкнул не успевший выбраться из леса 1‑й Невский пех. полк. Для прикрытия отхода частей было занято озерное дефиле по пути отступления. Все было исполнено спокойно, и полки – Софийский, Можайский. Звенигородский – успели перейти дефиле»[125].
Приведенное описание командиров корпусов целиком подтверждается отчетом о действиях 2‑й армии, написанным ген. Постовским, с той лишь разницей, что действиям 13‑го корпуса под Гогенштейном дана иная, при этом неправильная оценка. Что действия 13‑го корпуса под Гогенштейном свелись только к артиллерийской стрельбе, не соответствует действительности. Правда, главные силы корпуса не были развернуты и не были введены в бой, так как корпус маршировал одной колонной, развернулись только головные полки. Ландверная дивизия Гольца, атакованная во фланг Невским и Софийским, 141‑м и 142‑м пех. полками, была опрокинута, но корпус не развил достигнутого им успеха.
По другую сторону боевого фронта в Фрегенау развернулся штаб 8‑й герм. армии.
Утром 28 августа командованию 8‑й герм. армии представлялось, что 1‑й и 20‑й арм. корпуса не добились успеха, что 41‑я пех. дивизия потерпела поражение, а 1‑й рез. корпус медленно подходил к полю сражения.
Ввиду неблагоприятно сложившейся обстановки на правом фланге 20‑го корпуса штаб 8‑й герм. армии по телефону и через офицеров генерального штаба потребовал ускорения наступления 2‑й пех. дивизии на Ронцкен, а всего 1‑го арм. корпуса – на Лана, что нам известно из приказаний, отданных ген. Франсуа.
Работа командующего 8‑й герм. армией и его штаба серьезно облегчалась по-прежнему перехватываемыми русскими радиограммами.
В 8 ч. 15 м. 28 августа штаб получил радиограмму генерала Клюева о том, что он с авангардом корпуса в 12 час. достигнет Грислинена.
Таким образом, штаб 8‑й герм. армии располагал точнейшей ориентировкой о положении 13‑го русского корпуса. Не будет ошибкой сказать, что штаб 8‑й армии в ходе операции о русских войсках был осведомлен не меньше, чем о своих собственных, так как