Но вот спустя 40 лет на берегах Нормандии устраивается невиданное пропагандистское шоу, которое пресса тут же назвала высадкой на «бис».
Прежде чем грянула юбилейная премьера, на многочисленных репетициях уже прояснилась цель и направленность задуманного: 40 лет назад на берегах Нормандии, оказывается, сошлись в рукопашной повздорившие западные братья. Одни — был грех! — впали случайно в фашизм, другие явились с великой освободительной миссией через «широкий» и «узкий» проливы и положили конец войне.
Первое «великое примирение» произошло после второй мировой войны, когда бывшие противники — цитирую президента США — «основали большой альянс, который служит сегодня щитом свободы, процветания и мира…». Ну что же: почти через полвека лицедейство с блеском доведено до конца. Сражение в Нормандии представляют теперь как решительный, поворотный момент в ходе второй мировой войны, как «заключительный эпизод последней гражданской войны на Западе», как «зарю» европейского единства и атлантического союза против СССР и стран социализма, от которых будто бы и исходит угроза «западной демократии»…
Правда истории подменена шоу-рожками да шоу-ножками…
Тряхните же сильней Лефевра за плечо, друзья-однополчане, не дайте, не дайте ему умереть, не узнав всей правды про столь долгожданный, открытый в Нормандии второй фронт! Гляньте, Марсель, из вашего высока на свою родину. Вот городок Лез-Андели. Ваш отчий дом. Сколько народу пришло в этот день! Родные. Соседи. Со всей Франции съехавшиеся фронтовые друзья, надевшие парадные формы. Звучат гимны двух стран — в вашу честь. Марсель. Отныне на доме вашего детства и юности навеки установлена мемориальная табличка: здесь родился и вырос Герой Советского Союза, павший в России за свободу Франции пилот полка «Нормандия — Неман» лейтенант Марсель Лефевр…
Лез-Андели чествует своего сына. На лицах — светлая грусть.
— О нет, — говорит мне Герой Советского Союза пилот Жак Андре, — это лишь случайное совпадение дат… Сорок лет назад, в этот же день, 6 июня, мы уже так и не смогли докричаться Марселю Лефевру, что в его Нормандии союзники открыли второй фронт. Он уже уходил от нас навсегда… О, как бы он обрадовался тогда!
«Американцы намерены увековечить свое собственное видение современной истории. Где-то в огромном квартале штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, пригороде Вашингтона, группа университетских профессоров, закрывшись от мира, засела за редактирование истории нашей эпохи. Судя по всему, написанные тома уже могли бы составить многотомное издание. Нам с вами оно станет доступно лишь спустя много десятилетий. Пока же единственный читатель этого увлекательного детектива — сам Уильям Кейси, шеф ЦРУ, кстати, большой любитель истории. Новость о существовании исторического бюро в недрах ЦРУ только что обнародовала газета „Вашингтон пост“…»
Как скромную тризну нормандцев в Лез-Андели затмил пышный церемониал юбилейной высадки, так и эта крохотная информация утонула в разливанном море газетных репортажей. А жаль, связь-то тут прямая. Лицедейство на берегах Нормандии — явная проба «ведомственной истории», ее публичный дебют!
Трудно судить, в каком порядке следуют тома исторического детектива ЦРУ, но генеральной ревизии подвергают двадцатый век с самого начала. В один прекрасный день той же весны жители Вердена не поверили собственным глазам, увидев красно-черно-желтый штандарт над фортом Дуомон. Здесь увековечена память 700 тысяч защитников крепости, павших в первой мировой войне. И сюда-то при полном параде пожаловал консул ФРГ с крестом «За заслуги», чтобы вручить его гиду форта Генриху Стюржу — бывшему артиллеристу вермахта, плененному в Нормандии и офранцузившемуся немцу.
Нет, не затем, конечно, дана человеку память, чтобы держать в ней зло. И не затем она дана человечеству, чтобы зло копить. Но память выветривающаяся что сосуд без дна: он не способен удержать ни опыт войны, ни опыт мира. Такое беспамятство — разве не самая страшная месть памяти?
* * *
После войны капитан де Панж разыскал Андре Бизьена. Это был брат летчика Ива Бизьена, не вернувшегося в полк из боя 13 апреля 1943 года. Вместе с ним погибли тогда Андре Познанский и Раймон Дервилль. Тремя этими именами открылись потери полка. Сбитые в тылу врага, все они по полковому журналу числились пропавшими без вести.
Братья были очень похожи — капитану казалось, что он видит перед собой Ива.
— Его документы были сильно обгоревшими, но фашисты, выходит, все же смогли разобрать на них имя… Итак, за вами пришло гестапо. Когда именно?
— В сентябре сорок третьего, — сказал Андре Бизьен. — Все мы: отец, мать, старший брат и я — были отправлены в концлагерь. Правда, поезд очень долго, почти месяц, стоял в Компьене. Вы знаете, что значил в войну Компьен?
— Знаю… — сказал де Панж.
В Компьене, местечке, расположенном на север от Парижа километрах в ста, начиналась… Германия. В 1871 году немцы расквартировали здесь главную администрацию своих оккупационных войск. В 1918 году, чтобы стереть из памяти французов этот и тогда уже роковой символ, маршал Фош выбрал Компьен местом, где Германия подписала условия капитуляции. В 1940 году сапог опять был здесь, заново подкован и начищен. Даже сам вагончик Фоша фюрер увез и сжег, так что там теперь стоит его тщательно восстановленная копия.
Но лишь злого гения могла осенить мысль сделать это место символом дружбы двух стран. «Переупряжка» — так назвал это свое изобретение Пьер Лаваль. Гитлер требовал от Франции рабочих рук. Несмотря на бешеную пропаганду, добровольцев не находилось. Тогда в ход был пущен коварный план обмена: каждые три добровольца, уезжающие на работу в Германию, обменивались на одного военнопленного француза.
Гитлер держал в плену треть бывшей французской армии, более полутора миллионов солдат. Он не решался отпустить эту армию домой, даже без оружия и со срезанными лычками, не без основания полагая, что большинство из них окажется в Сопротивлении.
Французских солдат в плену, конечно, заставляли работать на рейх. Но заманчиво было обменять их на специалистов, умельцев — 350 тысяч квалифицированных работников требовал Гитлер от Франции. «Немецкая кровь — французский труд!» — так представляла «переупряжку» пресса Франкрейха и Дойчланда. «Французские рабочие руки — это наше мирное участие в победе Европы над большевизмом», — твердил посол Виши в Париже Фернан де Бринон. «Юманите» отвечала из подполья: «Французский рабочий, отправившийся на завод рейха, не поможет освобождению пленных; зато он сменит немецкого рабочего, которого