Судьбы таинственны веленья… Философские категории в публицистике славянофилов - Владимир Николаевич Греков. Страница 37

головой», к которой так неуважительно отнесся Васька Буслаев. Согласно легенде, «мертвая голова» предсказала Василию скорую гибель. Неуважение одного народа к другому – разве это не трагедия, причем не частная, а историческая? Если пренебречь этими соображениями, совершенно непонятно замечание Тургенева о трагичности жизни любого народа, которую не замечает его собеседник.

Статью К. Аксакова критиковала и цензура. Разумеется, по другим соображениям. Ей не понравилось указание на демократический характер древней народной жизни. Министр народного просвещения П. А. Ширинский-Шихматов написал подробный разбор статьи, отметив, что она «заслуживает внимания цензуры, как по новости взгляда на предмет, давно уже обсуженный, так и по распространившемуся демократическому направлению общественного мнения в иностранных государствах, от которого мы должны ограждать себя всеми возможными мерами. По моему убеждению, демократическое начало было вообще чуждо древнему Русскому быту, и общинное устройство в Новгороде и Пскове, без сомнения, приписать должно разным торговым сношениям их с немцами; сношениям, которые впоследствии образовали ганзейский союз. Приводимые К. Аксаковым примеры событий в других княжествах, ничего более не доказывают, как, с одной стороны, временное ослабление монархической власти от разделения России на уделы, а с другой, – своевольство подданных, которые, пользуясь междоусобиями, отказывались иногда повиноваться своему князю, поддерживавшему по большей части такое призвание силою оружия. В обыкновенном порядке вещей, решение веча или народного собрания, без согласия князя, также мало значило, как приговор крестьян, без воли помещика на сходке, на которую указывает К. Аксаков»[174].

Получив донесение Ширинского-Шихматова о подозрительном издании, высшая цензура немедленно затребовала «Сборник» к себе. Председатель Негласного Комитета генерал-адъютант Н.Н. Анненков 4 июня 1852 года сообщал министру народного просвещения о статье К. Аксакова: «Комитет 2 апреля 1848 года остановился сперва на форме сей статьи, и с одной стороны, отдавая всю справедливость ученым исследованиям автора, а с другой, не имея отнюдь повода, не позволяя себе даже и мысли предполагать, в таком возобновлении в памяти исконного устройства Руси, какую-нибудь предосудительную цель, – заметил однако, что подобное рассуждение, приличное, в том или ином виде, среди трудов ученых и археологических: к которым правительство само у нас вызывает открытием всех способов и поощрениями, ни в каком случае не должно было найти себе место в Сборнике литературном, назначенном для легкого чтения и обращающемся в массе всей публики; так как в составе сей последней всегда есть люди легкомысленные, поверхностные, или недоброжелательные, готовые истолковать все им предлагаемое, при малейшем призраке двусмысленности, в дурную сторону. Переходя от сего к сущности вопроса, разобранного Аксаковым, Комитет находил, что открытие исторической истины тогда только получает практическую свою пользу и перестает быть одною суетною игрою ума, когда, вместе с этою истиною, открываются и ее последствия <…> но если неоспоримо, что до Татарского периода в устройстве Славянских общин господствовали некоторые начала народного правления. И, например, в уделах нередко народ призывал князей к себе на княжение и даже изгонял их: следовательно изыскания автора в семь отношении не отклоняются от исторической истины: то неоспоримо, однако же, и то, что по свержении Монгольского ига, указавшего горьким опытом, каких последствий ожидать должно от своевольства, и безначалия, в жизни Русского Народа постепенно возникало совсем другое начало, именно начало единовластия и неограниченного самодержавия, утвержденное потом могучею рукою Петра Великого, на началах Европейской государственной жизни. Следственно, Аксакову надлежало указать, с тем же неоспоримым его талантом, и все помянутые перевороты, приведшие нас к нынешнему порядку вещей – единственной основе покоя и благоденствия России. Но он не дорисовал своей картины и остановись на одних явлениях, показывающих, в глубокой древности существование между нашими предками демократических начал, тем самым дал повод к тому виду двусмысленности, о котором выше упомянуто… Без объяснения перехода обновленной России к другим понятиям и к другим формам, статья Аксакова, по мнению Комитета, не следовала быть допущена к напечатанию не только в литературном сборнике, но даже в издании специально посвященном ученой цели»[175].

И все же, почему следовало подчеркнуть и объяснить изменение быта? К. Аксаков подчеркивал, что древние русские начала предполагают развитие и поддержку земского управления, т. е. фактически местного самоуправления. Авторы книг, на которых ссылается в своей статье К. Аксаков, А. Тюрин и В. Шульгин, связывали семейное начало с общественной жизнью и гражданским обществом.

Спустя десять лет о статье Аксакова отозвался Н.И. Костомаров. Он выделил главную мысль Аксакова – учение о семейном быте славянских народов, отличающемся от родового быта народов Западной Европы. Начало семейное, общинное и вечевое, по мнению Костомарова, тесно связаны между собой. Поэтому он соглашался с тем, что семейное начало, семейный быт определили и политическое бытие народа, отделявшего себя от власти и сосредоточенного на своей внутренней жизни.

Во второй том «Московского Сборника» включена была статья К. Аксакова «О богатырях времен великого князя Владимира по Русским песням». В ней он также коснулся проблемы родового начала. Эта статья, построенная на пересказе сюжетов былин, неожиданно для автора вызывала резкие возражения цензуры. Так, цензура отметила стремление автора противопоставить старый и новый быт, показать равенство сословий и отсутствие «права породы». Самые поступки героев былин названы «противозаконными», причем автор упрекается в том, что «выставил их (т. е. действия былинных героев. – В. Г.) как бы напоказ», забывая о том, что они «совершаются не в язычестве, но в христианстве равноапостольного князя».

Для К.С. Аксакова киевские богатыри – полное олицетворение свободы. Вся жизнь богатыря посвящена подвигам. «Добро, – писал К. Аксаков, – свободно выходит из глубины богатырского духа».

Цензор усердно опровергает воззрения К. Аксакова, в особенности потому, что они противоречат современному укладу и вызывают ненужные вопросы. Всякое упоминание о самостоятельности народа, об общине и общинном укладе раздражает цензора и влечет за собой выговор и цензурную купюру или правку.

Комментируя рассуждения К. Аксакова о семейном быте в другой статье того же «Сборника» – «Замечания» на статью Шеппинга «Купало и Коляда», цензор утверждал: «Противно праву собственности положение Аксакова, что лес, поле и река принадлежат всем; там семья исчезает»[176].

И в статье о богатырях, и в «замечаниях» об исследовании Шеппинга заметно, как К. Аксаков теоретические вопросы приближает к жизни, рассматривает со стороны практической. История приобретает подчас черты физиологии, точнее, физиологического очерка.

Авторы «Сборника» как бы приглашают нас в путешествие. Но это очень странное, во всяком случае необычное, путешествие. История и быт России и русского народа рассматриваются сначала через призму теории, потом эта теория поверяется реальными фактами быта исторической и современной России, после чего читатель вправе сделать выводы. Это выводы, уточняющие, а иногда и изменяющие