Логика, которую выстраивал Нобору Ватая, была по-своему убедительной и прозорливой. Приходилось это признать. Но сколько я его ни перечитывал, так и не смог понять, какие личные цели он преследует, чего добивается как политик. Может, поэтому он и задаёт вопрос: что надо сделать?
Вряд ли Мураками читал Чернышевского.
Хотя – кто его знает? Встретился же, когда захотел, с Кэрроллом на том свете.
«Как не знать, господин барон. Рукопись с автографом господина Платона вы сами вчера положили на каминную полку».
На то он и медиум, в конце концов. Глубокие реки неслышно текут.
* * *
«А может, мир устроен как простая вращающаяся дверь? – мелькнуло в угасавшем сознании ветеринара. – Куда в этот момент ступила твоя нога, в такой секции ты и окажешься. В одной секции тигры существуют, в другой – нет. Только и всего. И никакой здесь нет логической последовательности, поэтому выбор, по большому счёту, не имеет смысла. Не потому ли я никак не могу ощутить этого разрыва между мирами?» Но дальше этого мысли ветеринара не пошли. Углубляться в такие материи он уже был не в состоянии. Скопившаяся в теле усталость, тяжкая и душная, давила, как сырое одеяло. Мыслей больше не было – он просто вдыхал ароматы трав, слушал, как шуршат кузнечики, и чувствовал, как густая тень толстой плёнкой окутывает тело.
Что происходит?
У человека с родимым пятном – разрыв между мирами. Что есть в одном мире – того нет в другом, и наоборот. Но он не может понять, какой мир тот, какой этот. Не видит последовательности в своих путешествиях оттуда сюда и обратно. Потому что не помнит первопричины – откуда у него это пятно. И не способен «завести в себе пружину»: ему кажется, что всё предрешено, и для личного выбора места не остаётся («кокоро» нет). И его накрывает чёрная тень. Он засыпает – чтобы проснуться в другом мире, где всего этого нет («кокоро» есть). И вселяется со своим родимым пятном в Окаду – который помнит, откуда пятно, который может и должен наконец-то принять Решение.
Своё собственное решение. Отдельно от Судьбы. Иначе она никогда не переменится.
Тору Окада давно уже «плыл по течению», и Пружина его Судьбы окончательно разболталась. Только потеряв жену, он впервые задумался, как эту Пружину завести.
Для этого ему пришлось «вывернуть себя наизнанку» – и стереть в себе свои личные установки, из-за которых потерял жену. То есть совершить самоотречение — или покаяться, по-русски говоря.
Вот они, эти установки «пловца в реке»:
Общение с другими людьми почти не вызывает у меня длительных эмоциональных стрессов. Конечно, я могу к кому-то испытывать неприязнь или раздражение, на кого-то могу рассердиться. Но обычно это продолжается недолго. Я умею видеть различия между собой и другими людьми как субъектами, принадлежащими к совершенно разным сферам. (Думаю, такую способность можно в каком-то смысле считать талантом. Я не хвастаюсь, но это в самом деле очень непростое дело.) Иначе говоря, когда кто-то начинает действовать мне на нервы, я перемещаю объект своей неприязни в зону, существующую обособленно от меня и не имеющую ко мне никакого отношения. Я говорю самому себе: «Хорошо! Пусть мне неприятно, пусть я раздражён, но источника этих чувств здесь уже нет, он перенесён в другие сферы, и я смогу разобраться с ним там позже». То есть на какое-то время на чувства ставится некий блокиратор. Бывало, душевный покой не восстанавливался и после того, как я снимал блокировку и тщательно анализировал своё эмоциональное состояние. Но такое случалось крайне редко. Обычно время нейтрализует и обезвреживает злобу, в результате рано или поздно забываешь о том, что стало её причиной.
Благодаря этой системе контроля над эмоциями мне удавалось избегать множества ненужных проблем и сохранять в своём внутреннем мире относительную стабильность и спокойствие. А то, что всё это время она надёжно действовала, составляло предмет моей гордости.
Заметим: некий блокиратор. Однако в случае с Нобору Ватая «эта система отказывала». И никак не помогала «отодвинуть этого типа куда-нибудь подальше, за пределы сознания».
Выходит, Окада своей блокировкой блокировал сам себя.
– Вы живёте в очень странном месте, – сказала Мальта Кано. – Кошки ведь очень чувствительные создания.
– Однако мы живём там уже довольно давно – и мы сами, и кот. С чего бы ему пропадать именно сейчас? Почему он не ушёл раньше?
– Точно я не могу ничего сказать. Может, течение изменилось. Что-то нарушило течение.
– Течение…
Но лишь после смерти Нобору Ватая в пересохший колодец хлынула вода.
Имеет ли это какое-то отношение к тому, что я совершил там? Вполне возможно. Видимо, неожиданно выбило пробку, закрывавшую грунтовым водам путь наверх.
* * *
Я – это он
А он – это я.
Откажешься от себя, тогда ты – это ты.
Так говорил Хонда-сан
Что за перевёртыши? Что ещё за Гегель с буддийским уклоном? Ведь не сам же Мураками всё это придумал, тут же века спрессованы. Где-то я уже все это…
Ну так и есть.
Ведь сказано же:
Каждая земля, каждый язык, каждая форма восприятия реальности требует каких-то определённых людей и мифов, которые наиболее чётко эту форму осознают и действуют в ней. Дилан, «Стоунз», «Битлз» и масса других прекрасных людей делают это там. Здесь этого никто не делает, почти никто. Поэтому приходится работать сразу за сто человек[158].
Открываем древнейший