Я умолкаю. Столько всего еще могла бы я сказать, но слишком устала. Меня истощило горе.
Выражение лица Верити Эссен вроде бы не изменилось. Она по-прежнему выглядит спокойной профессионалкой. Однако я знаю, что мои слова изменили что-то, и я ей теперь доверяю. Я доверяю ей довести это все до конца.
Она говорит:
Вилкс приземлился в аэропорту Лутона пятнадцать минут назад. Он забронировал гостиницу на одну ночь рядом с Паддингтонским вокзалом. Завтра утром я буду там. Я буду его ждать.
Я киваю, благодарю ее и встаю, чтобы уйти. Голова у меня кру́гом — толком не понимая, где я, прохожу через диспетчерскую и обратно в коридор, где меня ждет Прим. Я так рада ее видеть. Рада, что вот она, здесь. Ее дружба — единственное благо во всем этом кошмаре. Она раскрывает объятия, и я падаю в них и обнимаю ее так, будто мы эти объятия никогда не разомкнем.
П
Раш не любит книги, в которых много выдуманного. Она считает, что это фальшиво и стыдно — писать о выдуманных людях, вкладывать выдуманные слова и мысли им в уста и головы. Она считает, что писать нужно только о своей внутренней жизни, откровенно, без фильтров, с непосредственностью настоящего времени, поскольку это единственная постижимая для нас реальность. Примерно сорок лет назад писатель Питер Кокерилл пришел к тому же заключению.
Мое мнение? Их убежденность я до конца разделить не могу. Довольно часто я мысленно возвращаюсь к тому разговору, который подслушала в аэропорту. Надо ли получать разрешение у тех, кого мы помещаем к себе в голову, где они будут делать то, чего мы от них хотим? Нужно ли испрашивать у них разрешения?
Нет, я так не считаю.
Внутри вашей головы — ваше пространство. Вы королева в замке этом.
Бывает, что сказать нам есть что, но не своим голосом или не с собственной точки зрения. Что ж теперь, молчать?
Нет, я так не считаю.
Вот пример. Вы дочитали досюда. Вам осталось всего несколько страниц. Предположим, вам интересно узнать, чем завершается эта история. Но ни Раш, ни я не присутствовали, когда ДИ Верити Эссен наконец подстерегла Питера Кокерилла и арестовала его. Как это случилось, мы наверняка знать не можем. Как же мне вам тогда рассказать?
Вот как. Я собираюсь применить самую поносимую и опальную способность человека — воображение.
Позвольте, я устроюсь поудобнее в этом кресле, закрою глаза, закину руки за голову и попытаюсь представить себе эту сцену.
Это могло бы сложиться так…
Это, вероятно, сложилось так…
Это и сложится так…
Верити отправится на Паддингтонский вокзал и вскоре заметит в вестибюле Питера Кокерилла, ожидающего поезд на Мортон-ин-Марш. Как обычно, он будет выделяться в толпе своим ярко-красным джемпером, который носит под твидовым пиджаком. Она сядет в тот же поезд, что и он, и устроится в соседнем вагоне. Арестовывать его сразу она не станет. Бо́льшую часть пути она просидит, перебирая в уме детали расследования. К сожалению, ход ее мыслей, с равномерными промежутками, будут прерывать нескончаемые объявления-предостережения.
Если вы заметили что-либо подозрительное, скажите об этом сотрудникам или отправьте текстовое сообщение в Транспортную полицию по номеру 61016.
И всё у нас будет схвачено.
Смотрите. Скажите. Схвачено.
На то, что убийцей был Питер Кокерилл, указывает несколько обстоятельств. Устройство дома он знал со своего давнего посещения Ведэрби-холла, знал и о существовании тайного хода, а значит, у него были и средства, и возможность. Был ли у него мотив? Согласно Прим и Раш, был. У него имелась позорная тайна, которую раскрыл Кристофер Сванн. Кристофер записал, как Кокерилл поет во сне. Поет «Лорд Рэндалл». Они пришли к ней в кабинет с этой записью, и она ее прослушала. Однако этого все еще недостаточно. У нее по-прежнему есть только их рассказ о том, что Кокерилл признался в давнем убийстве Ричарда Вилкса и что много лет он выдавал себя за него. Запись того признания оказалась уничтожена — если вообще существовала. Можно ли доверять их истории или это лишь лихорадочные догадки двух девиц с чрезмерно развитым воображением и избытком свободного времени?
Чутье ей подсказывает, что они правы. В конце концов, она сама уже пришла к заключению, что Ричард Вилкс наверняка мертв, а под его именем живет Питер Кокерилл. Таково ее мнение с самого начала расследования: стоило ей пристально изучить текст лекции Вилкса на конференции «ИстКон» и увидеть, что начинается он с рукописного напоминания на первой странице: «Вставить цитату из Эдварда Томаса и т. д.» Вскоре после этого, вечером, когда она ужинала в Грайтёрне, Эндрю Мейдстоун показал ей экземпляр «Адского вервия», подписанный на титульной странице. Автограф был адресован, по счастливому совпадению, старому другу его жены, и звали его Томас. В поезде она извлечет распечатки обеих страниц из чемоданчика и положит их рядом на столике перед собой. Вновь отметит поразительное сходство этих двух образцов почерка. Более того, применительно к имени «Томас» это не просто сходство. Надписи неразличимы.
Одного этого самого по себе хватило бы, чтобы окончательно и бесповоротно убедить ДИ Эссен в том, что Питер Кокерилл и Ричард Вилкс — один и тот же человек. Но даже так, даже теперь это не подтверждает, что убийство в Ведэрби-холле совершил он.
Если вы заметили что-либо подозрительное, скажите об этом сотрудникам или отправьте текстовое сообщение в Транспортную полицию по номеру 61016.
И всё у нас будет схвачено.
Смотрите. Скажите. Схвачено.
Верити Эссен — сыщик дотошный. Мозги у нее — мозги криминалистические, методичные. А потому у нее все еще остается определенное сомнение. Один фрагмент головоломки все никак не ляжет на свое место: записка-подсказка.
В ходе расследования у Верити возникло немалое уважение к убитому. Кристофер Сванн располагал могучим интеллектом и, как и сама Верити, понимал важность дотошности, ясности, точности. Было нечто героическое в его предсмертной попытке оставить сообщение, указывающее на убийцу. Верити уже заключила бы, что единственная буква, которую он пытался вывести на той бумажке, не предполагала быть ни h, ни тем более заглавной B. Он начал писать букву P — Питер[102], но осознал, что, поскольку он единственный человек, который знает, кто есть Питер, подсказка эта не будет значить