Костас решил со мной посоветоваться: как быть – говорить Ефремову или не говорить. Переводчица, Лариса Сидорова, которая помогала Олегу на репетициях, ввела меня в курс дела. Я сказал Костасу, что Ефремову надо все рассказать, он с такими ситуациями неоднократно имел дело, это не повлияет на его работу, только придаст последним репетициям больший задор.
Должен признаться, я ошибся. Ефремов жутко расстроился. Не в том смысле, что это как-то повлияло на репетиции, на судьбу спектакля. Об этом и речи быть не могло. Он был поражен тем, как греческие коммунисты беспардонно, в полной уверенности в своей правоте, готовы обманывать свой народ относительно того, что происходит в СССР. Это был восемьдесят шестой год, у нас начиналась перестройка, уходила со сцены цензура, и нам казалось тогда, что уходит навсегда. А тут в Афинах… елки-палки, в свободной стране, надо же какие суки. Но в одном отношении Олег случившимся был доволен: обострившиеся разногласия между Джени и Костасом шли на пользу спектаклю. Олег Николаевич обожал, когда события самой жизни – личной или общественной – помогают театру быть предельно выразительным.
На премьеру пришла целая группа чиновников компартии. Джени играла в тот вечер просто великолепно: в обличениях своего мужа по пьесе я узнавал всю страстность ее обличений Костаса в жизни. Костас играл несколько слабее, чем на последних репетициях. Он переживал из-за конфликта с родной партией, и это отразилось.
Зрители принимали спектакль бурно, долго хлопали. Представители партии тоже аплодировали, но сдержанно. Костас рассчитывал, что они задержатся, будет разговор о спектакле, мы послушаем их, они послушают нас. Он выбежал к ним из-за кулис еще не переодевшись, хотел провести в комнату для гостей, там уже был накрыт стол. Они отказались, сославшись на какие-то дела. Вяло пожали нам руки и ушли. Костас был расстроен. Джени съязвила: они завтра с ним отдельно поговорят. И она снова взялась за свое: неужели тебе не ясно, что после всего этого ты должен плюнуть им в лицо и больше с ними не знаться? На следующее утро в главных газетах Греции были хорошие рецензии, а в газете компартии статья о спектакле появилась только на третий день после премьеры. Рецензия была вежливой, прохладной, и там была фраза о том, что, как и ожидалось, этот спектакль очень обрадовал буржуазную прессу.
Спектакль шел почти каждый день целый сезон. Костас остался в партии, Джени из-за идеологических разногласий на развод не подала. Авторский гонорар составил 30 тысяч долларов, из которых государство оставило мне восемьсот с чем-то. Через три года Олег Николаевич поставил у них в театре «Вишневый сад».
Когда мы с женой несколько лет назад были в Афинах, Джени уже не было в живых, у Костаса была новая жена. Он пригласил нас на спектакль «В ожидании Годо». Когда мы зашли после спектакля в комнату для гостей выпить по рюмочке, на стене мы увидели большой портрет Олега Ефремова.
9 мая
Когда прошлое было будущим
Во Второй мировой войне погибли более 70 миллионов человек. В конце двадцатых, в первой половине тридцатых годов прошлого века эти 70 миллионов человеческих душ были живы, трудились, любили, добивались успехов, терпели неудачи, собирались дожить до глубокой старости. Они не думали, что достаточно скоро будут убиты на войне, о возможности которой в то время уже говорили, писали, называли политические силы, конкретных политиков, в частности Гитлера, которые способны развязать большую войну, мировую войну. Тогда еще не было интернета, телевидения, но были радио, газеты, кино, люди слышали, читали о фактах, свидетельствующих, что подготовка к войне идет, идет, нарастает. Тем не менее люди, наделенные достаточно развитым воображением, вели себя спокойно, не переживали, не реагировали, не действовали адекватно той страшной угрозе, которая надвигалась на мир, на их жизнь, на жизнь их детей.
Фактически до Второй мировой войны эти 70 миллионов человеческих жизней, которые истребила эта война, достаточно миролюбиво, спокойно ждали, когда она начнется и убьет их. Эти 70 миллионов тогда еще живых людей так вели себя всюду – и в Германии, и в США, и в СССР, и в Италии, и в Японии. Некоторые политики, некоторые правительства как-то еще шебуршились, пытались о чем-то договориться, противодействовать или делали вид, что пытаются, но основная масса людей, которых это касалось в первую очередь, потому что именно им предстояло быть убитыми, ничего не делали, чтобы предотвратить черный кошмар мировой бойни.
Сегодня эта жуткая история повторяется. О том, что в обозримом будущем вполне возможна третья мировая ядерная война, имеется достаточно много признаков, фактов, инцидентов, высказываний политиков, встревоженных заявлений писателей, религиозных деятелей. Некоторые даже уверены, что она уже началась. Она стоит перед нами, смотрит нам в глаза – эта война до войны, война перед войной. Я совсем, совсем редко встречаю людей, которые твердо уверены, что ее не будет. Ведь если эта война разразится, она унесет значительно больше, в разы и разы больше, чем 70 миллионов. Нет сомнений, что те конфликты, противоречия, те несправедливости, которые наблюдаются сегодня, из-за которых может разразиться эта чудовищная война, гораздо менее значительны, менее серьезны, менее трудноразрешимы, чем те бедствия, которые обрушатся после такой войны на оставшихся в живых людей.
И что же? Ничего, почти ничего. Как и в двадцатые, тридцатые годы прошлого века, сегодня будущие десятки, если не сотни миллионов жертв новой войны спокойно, терпеливо, не сильно переживая, надеясь на отсутствие надежд, ждут, когда эта война начнется и уничтожит их. Не возникло ни одной серьезной планетарной или национальной общественной организации, которая бы что-то существенное делала для предотвращения гибельной катастрофы. Опять все передоверено политикам и генералам, которые далеко не во всех странах, обладающих ядерным оружием, включая Россию, находятся под каким-либо существенным, надежным общественным контролем.
Я пишу об этом, вовсе не надеясь, что мои слова возымеют какое-то серьезное влияние на обрисованную ситуацию. Просто я хочу, чтобы мои друзья, мои читатели знали, с каким настроением я встречаю День Победы. Какие-то небольшие надежды вселяют шествия «Бессмертного полка», но это дань памяти погибшим – жертвам фашизма и солдатам, уничтожившим фашизм. Это лишь косвенно является движением за предотвращение новой войны. А ведь главное завещание нам, оставшимся в живых, и новым поколениям – не допустить повторения ужасов Второй мировой, ужасов Хиросимы и Нагасаки. И мы сегодня, воздавая должное