— Ну что, «Юнность», старушка… — шепчу, — давай оживем вместе?
«Друг» внутри тихо откликается:
— Повреждение блока питания, три вздутых конденсатора. Один пробой в цепи генератора. Это лечится.
Я киваю. Рука автоматически тянется к инструменту. Паяльник — как продолжение моего пальца. Запах флюса и олова. Всё как дома. Только рядом — не схема, а женщина, которой я уже не безразличен.
Она открывает глаза.
— Уже ковыряешься?
— Ага. Тут всё просто. Надо было только… немного тепла.
Инна улыбается, не вставая.
— Кажется, с этим у нас сегодня не было проблем.
Глава 5
— Есть! — коротко сказал я, когда экран старушки — «Юности» вспыхнул зелёным светом. Аппарат пискнул, словно зевнул после долгого сна, и бодро показал: все блоки активны, датчики живы, генератор запустился.
Инна потянулась, глядя на экран, прикрытая моей курткой от госпитальной пижамы.
— Он работает… — прошептала, будто боялась спугнуть. — Ты настоящий волшебник, Костя.
— Мастер-радиолюбитель, — уточнил я, кладя паяльник на подставку. — Но в целом, да. Можно ещё подгонять клиентов.
Она уже собиралась уходить, собирая волосы в привычный пучок.
— У меня в восемь автобус. Мама ждёт. Обещала сварить куриный бульон. Если, конечно, ночью не рвало…
Я на миг задумался.
— А какой у неё диагноз, ты же говорила?
Инна оперлась на дверной косяк.
— Рассеянный склероз. Пока в ремиссии, но правая нога почти не ходит. Я ж поэтому и ушла с четвёртого курса. Хотела на реабилитолога…
— Ты всё ещё можешь им быть, — сказал я тихо.
Она посмотрела внимательно. В глазах у неё — и недоверие, и надежда. Но вслух произнесла:
— Тогда начни с завтрака. Ты совсем с ума сошёл: всю ночь на ногах, секс, паяльник и никакой каши. Умрёшь, и что мне потом делать.
— Хорошо бы не ты, а кто-нибудь попроще… — буркнул я, надевая куртку и поправляя воротник.
Инна, уже в уличной одежде, ткнула пальцем мне в лоб:
— Не расслабляйся, волшебник. Сегодня ты получил больше, чем заслужил. А завтра — кто знает?
Она поцеловала меня быстро, почти по-деловому, но с тем самым оттенком, который оставляют только настоящие женщины.
И исчезла за дверью.
* * *
Я, всё ещё слегка одуревший от бессонной ночи, держал поднос с кипящим какао, хлебом с маслом и кашей — то ли рисовой, то ли манной, уже не важно.
На раздаче всё те же девчонки, что вчера. Одна подмигнула, другая насыпала поварёшку от души.
— Ну что, боец, сегодня без подливки, зато с победой? — хихикнула кто-то из-за спины.
Я кивнул, забираясь за стол в углу.
— Взял плоть под контроль, — пробормотал я в пустоту, улыбаясь.
«Друг» молчал. Видимо, давал мне возможность просто побыть человеком.
* * *
Сбросив пижаму на стул, лег, откинулся, уставившись в потолок.
— Ну вот и утро, — сказал я себе.
Госпитальная тишина ласкала слух. Где-то медленно катили каталку. Сестра смеялась в коридоре. Из окна — птицы, свежесть, жизнь.
Мир, в котором я сначала был чужой. Но теперь — уже не совсем.
Глаза закрылись.
Сон пришёл быстро. Крепкий.
* * *
Я ел. Много и вкусно. Я тягал железо. Серьёзно и с наслаждением. Я мылся в душе так долго, что горячая вода почти закончилась.
У меня был ключ от каптерки — от моего нового маленького мира. Сейчас моя плоть снова требовала хлеба, а не зрелищ. Мысли текли медленно. Тело дышало уверенно. «Друг» молчал, видимо, наслаждаясь редким покоем.
В понедельник, после обеда, я только вышел из столовой, где мне снова положили борща погуще, когда санитар по фамилии Панкратьев догнал меня на лестнице.
— Борисенок, к начальнику госпиталя. Срочно. Он уже ждёт.
— За что опять? — буркнул я, хотя внутренне напрягся. Вроде не косячил. Даже наоборот.
Полковник медицинской службы Дубинский был типичным представителем породы «боевых врачей»: крепкий, немного седой, вечно мятая белая форма и взгляд, который просвечивает тебя до пуповины.
Он смотрел в бумаги, когда я вошёл, потом поднял глаза и сразу сказал:
— Садись ефрейтор. Я коротко.
Я сел. В кабинете пахло кофе и йодом.
— Ты, Борисенок, парень не из простых. И я уже знаю, что за два дня ты успел оживить электронож, и даже воскресить аппарат УЗИ. Плюс по госпитальной части — порядок, дисциплина, спорт, даже девочки на кухне жалуются, что ты слишком вежлив.
— Простите?
— Это шутка, расслабься. — Он усмехнулся. — Слушай, у тебя дембель через месяц?
— Да, товарищ полковник. Первые числа октября.
— Я свяжусь с полком, задержки не будет, уйдешь день в день — 29 сентября. Так вот. Я предлагаю: оставайся после демобилизации. Гражданским. Какая у тебя гражданская специальность?
— Год до армии электромонтер связи, и «мастер-радиолюбитель»…
— Пойдешь пока радиотехником по аппаратуре. Документы мы пробьём, жильё — койко-место в общежитии при госпитале, с питанием — решим. Зарплата — скромная, но стабильная и бесплатное питание в офицерской столовой. Ты госпиталю нужен.
Он подвинул ко мне лист бумаги. Там уже было всё: расписано, что куда подавать, когда и кто подпишет. Он готовился. Не просто с бухты-барахты.
Я помолчал. Вот так, за секунду, появляется развилка в жизни. С одной стороны — свобода, дембель, путь в никуда. С другой — место, где ты уже что-то значишь.
— Я подумаю, — тихо сказал я.
— Думай, — кивнул Дубинский. — Только прошу, не слишком долго. У меня такие, как ты, не каждый день с неба падают.
Он протянул мне руку. Я пожал — крепко, по-мужски. И вышел из кабинета с головой, полной мыслей.
* * *
Понедельник уже свернул на вечер. Солнце навострилось за горизонт, но сентябрьский воздух ещё держал дневное тепло. Я сидел на скамейке у входа в административный корпус и ждал. Минут через десять двери открылись, и появилась Инна Ивановна. Белый халат скинула на руку, волосы заколоты шпилькой, на плече — сумка. Она увидела меня и, не удивившись, направилась прямо ко мне.
— Ты что тут? Неужели караулил? — прищурилась она, улыбаясь.
— А что, не имею права проводить красивую девушку после трудового дня до остановки?
— Имеешь, — хмыкнула. — Особенно если эта девушка тебе доступ в душ дала… и