— А если всё правильно?
— Тогда будет работать… пока сосед не прицепит свой в параллель.
Он нырнул под стол, вылез за батареей, пыхтел, бормотал, в какой-то момент задумчиво спросил:
— Скажи, Костя… ты еврей?
— Не в курсе.
— Ну, по рукам — не еврей. По глазам — может быть. По характеру — точно еврей. По поведению с техникой — вообще наш.
Спустя ещё двадцать минут на столе стоял телефонный аппарат.
Тяжёлый, чёрный, с гудком как у сторожа, потерявшего веру в людей.
Давидович вытер лоб платком с красной каёмкой:
— Значит так, твой номер 6–51. Выход на город через «9», звонить с города 29−65–51, запомнил?
— Яволь!
Я пожал ему руку:
— Абрам Давидович… вы — легенда.
— Знаю. Только начальству не говори — вдруг поверят.
Я остался один. Телефон — рядом. Связь — есть. Берлога — теперь не просто убежище. Это пункт управления.
И я подумал: А не установить ли телефон и в квартиру Инны? Пусть будет и у них если живём пока врозь.
* * *
Телефон стоял в углу, отсвечивая свежей изолентой на трубке и смотрелся, как броненосец на отдыхе. Я снял трубку, набрал номер далеко не безразличной мне сестры-хозяйки.
Гудки шли один за другим… Потом — обрыв. Занято. Набрал ещё раз.
— Пост дежурной медсестры.
— Здравствуйте, могу услышать Инну Сафронову?
— Секундочку…
Пауза. Тишина. Потрескивание линии.
И — её голос:
— Алло?
— Ага! Это я. Со стационарного. Прямо из берлоги. Ты меня слышишь, Инна?..
— Слышу. Чётко! У тебя что — телефон теперь⁈
— Именно! Только что Абрам Давидович лично установил. Говорит — «если ты мне не понравишься, я этот провод сам назад съем». Но подключил.
Инна засмеялась. Тихо, с хрипотцой от усталости:
— Поздравляю, и как ощущения?
— Как будто я себе на стену окно во Вселенную повесил. И теперь могу сказать тебе «доброй вечер» не через шаги, а через провод.
— Гм… поэтично.
— Слушай, а тебе домой разве не нужен телефон? Чтобы и ты могла сказать: «Привет, Константин, ты мне снился».
— Ох, милый… Мама стоит на льготной очереди уже третий год. Как инвалид первой группы.
— И?..
— И… ничего. Говорят — нет технической возможности. Район большой, свободной емкости нет.
— А ты пробовала?..
— Пробовала. Даже дедушкину медаль за труд приносила показывать. Улыбнулись. Сказали: «Надо подождать, девушка».
— Слушай, а давай сходим вместе на АТС и я услышу это лично?
Пауза. Потом голос — мягкий:
— Можно. Только ты там не ругайся. Там тоже люди.
— Я не буду ругаться. Я буду… для начала слушать, и если надо убеждать.
— Тогда надевай свою улыбку и костюм человека, которого нельзя не подключить.
Я рассмеялся.
— Всё, Mon général. Ты геройствуешь на смене, я пойду воевать с проводами. Завтра, после обеда — выезд на объект.
— Договорились. И ещё…
— М-м?
— Спокойной ночи. Я сегодня не приду, но буду рядом.
— Я это уже чувствую. Даже через провод.
Щёлк.
* * *
В здание АТС, мы вошли с улицы, где дул влажный осенний ветер, в мир линолеума, не мытых стёкол, запаха дешёвого кофе и старых журналов «Радио» на тумбочке у окна.
Очередь — как в театре: одна бабушка дремлет, вторая спорит с воображаемым внуком, третий держит в руках схему подключения и повторяет «Я всё согласовал!».
На стене — объявление: «Заявки на подключение. Комната 4-Б. Начальник технического отдела.»
Я постучал. Из-за полусветлой двери раздался голос:
— Заходите, если по делу.
Чисто. Сухо. На стенах — графики, сетки, плакат «Связь — это жизнь!», надпись ручкой под ним:
«…но не у всех.» За столом — женщина лет под тридцать с лишним.
В модной кофте цвета баклажана, с золотой цепочкой и остро заточенными глазами.
— Слушаю.
— Борисенок Константин Витальевич. Работаю в окружном госпитале. Хотел бы уточнить статус заявки на подключение стационарного телефона по адресу Пушкина, 21 — квартира Сафроновой Раисы Аркадьевны.
Она подняла бровь.
— Это где девочка-медсестра, да? Высокая, тёмненькая. Она приходила. Хорошо говорила. Спокойно.
— Это она. Сейчас сидит в коридоре…
— Я её помню. Симпатичная. Прямая.
Она раскрыла журнал, провела ногтем по страницам, остановилась.
— Да. В очереди стоит. По категории — инвалид первой группы. Отмечена. Заявка в силе.
Пауза.
Я ждал.
Она подняла на меня глаза:
— Но я ничем не могу помочь.
— Почему?
— Потому что емкость АТС исчерпана, плюс нет свободных пар в кабеле. Случай редкий, но такое бывает иногда, новый кабель — только через год, если будут фонды. Монтаж достаточно быстро, опытная бригада есть. Когда освободится исходящий комплект, этого даже бог не знает. Так что потерпите. Я вам сказала всё, как есть.
Я посмотрел на неё спокойно.
— Ну что же, мне все понятно. До встречи.
— У меня рабочий день окончен. Посмотрите есть кто-то еще на прием?
— Нет, я был последний.
— До свидания молодой человек.
Вышел в коридор. Сбоку от двери висела табличка: «Начальник технического отдела Гринштейн Наталья Ароновна», прочитав это, у меня родилась мысль. После чего я посетил кабинет для мальчиков. Из-за этого мы вышли позже Наталии Ароновны, и имели удовольствие наблюдать, как она грациозно садится в «Ниву» красного цвета. В народе слышал упорные слухи, именно в нем эти машины идут на экспорт.
* * *
Дверь в АТС госпиталя была приоткрыта. Из-за неё доносился характерный хруст — Давидович ел сушёные яблоки и паял что-то очень старое, но всё ещё работающее.
Я постучал пальцем по косяку:
— Абрам Давидович, разрешите войти?
— Если без шашки — заходи.
Я прошёл, присел на край стола, на котором лежал телефон марки «Ташкент-203», обмотанный телефонной «лапшой».
Я произнес тихо, с нажимом:
— Ты же знаешь начальницу техотдела на АТС-26?
— Гринштейн?
— Наталья Ароновна.
— Знаю. Она у моего сына в школе контрольные списывала.
Я улыбнулся.
— Надо, чтобы ты с ней поговорил. По-свойски. Честно, но… убедительно. Она меня слушала, но не услышала. А ты — можешь.
Давидович снял очки. Отложил паяльник. Посмотрел в потолок.
— Это ты, Костя, тонко сказал. Убедительно. И по нашему.
Он ничего не пообещал. Только кивнул.
— Завтра узнаешь.
* * *
Давидович поймал меня