Она зашла. Сумка упала у двери. Халат — следом, на спинку стула. Осталась в белой рубашке, юбке и легком плаще. Волосы слегка растрёпаны.
— Сегодня пациентов — как мух на компот. Плюс отчётность. Плюс наша старшая с утра всех строила, как будто мы ей картошку недосолили в прошлой жизни.
Я встал, подошёл.
— Садись.
— Куда?
— Спиной ко мне. На край. Вот сюда.
Она села, немного недоверчиво. Я встал за спиной, положил руки ей на плечи — мягко, но уверенно.
— Ты чего…
— Расслабься.
Пальцы начали скользить по плечам, находя зажимы, напряжение, затвердевшие пятна усталости. Я не торопился. Работал, как с тонкой техникой — всё внимание в пальцах, аккуратно в прикосновении.
Инна вздохнула. Один раз. Второй. Потом — голова опустилась.
— Мммм… а ты что, ещё и массажист?
— Не только душа моя.
Я медленно прошёлся вдоль позвоночника, нашёл небольшой перекос в лопатке, нажал чуть сильнее.
Щёлк.
Инна вздрогнула. Затаила дыхание. Потом резко выдохнула:
— Ты это сейчас что сделал?
— Вправил. Маленький подвих в грудном отделе. Пятый или шестой позвонок. От постоянного наклона за столом.
— Аааа… — она протянула с облегчением. — Ты колдун. С космоса.
— Я просто слушаю руками.
— И руки у тебя хорошие…
Она развернулась, прижалась лбом к моей груди.
— Я не знаю, что между нами. Но… тут я отдыхаю.
— И я. Тут — всё настоящее.
Мы молчали. Я просто обнял её. Она просто была рядом.
Иногда этого — больше чем достаточно.
* * *
Асфальт тёплый, небо прозрачное, трава по краям уже начала жухнуть. Автобус ещё не подъехал, но люди с сумками уже столпились — санитарки, прапорские жёны, кто-то в гражданке с коробкой под мышкой.
Я стоял рядом с Инной, мы молчали, как люди, у которых слов осталось немного, но каждое — с весом.
Она держала в руках платок, крутила в пальцах, будто прятала в нём вопросы.
Я сказал:
— Сегодня оформляют выписку. Завтра — документы на руки и в Витебск.
— Уже?
— Уже. Пару дней — в части. Дембель.
Потом — в Гомель, к деду с бабушкой. Надо навестить. Там — щи, разговоры, тишина.
А оттуда — в Минск. Гомель — это недалеко. Дизелем — часов пять-шесть. Приеду и сразу начну оформляться в госпиталь.
Инна кивнула, не глядя.
— Только не забывай: я тебя здесь приметила первой, пусть там девчонки из пищеблока хвостами не вертят.
Она улыбнулась сквозь волнение:
— Я уже свой хвост сложил в сундук. Не достаю даже по выходным.
Мы оба рассмеялись. Потом — пауза.
— Инна… — я посмотрел ей в глаза. — Ты для меня… не просто сестра-хозяйка с красивыми глазами и руками.
— Знаю.
— Я вернусь. Сделаю нормальную мебель, какой ни у кого не будет. С тебя нормальные портьеры на окно. Только без фиолетовых орхидей. Ненавижу.
— Согласна. Возьму с медведями.
— Слушай, а хочешь вместе пойдем выбирать?
— Хочу!
Подъехал автобус. Водитель открыл двери, загудел мотор. Люди зашевелились. Инна бросила взгляд на салон, потом — на меня.
— Ладно, невеста. Жди. Я не потеряюсь.
— Я тоже. Я… теперь с тобой… жених.
Она коротко поцеловала меня в щёку — почти по-домашнему. Повернулась, забралась в салон. Из окна — улыбка. Машет мне, и я машу в ответ. Автобус тронулся. А я остался стоять на остановке.
Ветер шевелил край моей гимнастёрки. А в груди — не пустота. Тепло. И точка в пространстве, куда теперь хотелось возвращаться.
* * *
Я аккуратно взял в руки выписку из истории болезни, справку формы №17 и командировочное предписание. Начальник отделения, капитан медицинской службы, приложил к документам рекомендации — освобождение от нарядов на неделю и направление в санчасть части для долечивания.
— Борисенок, ты как до Витебска добираться собрался? — спросил он, закручивая колпачок авторучки.
Я потрогал пальцами три хрустящих рубля суточных.
— Пешком до аэропорта, товарищ капитан. Разомнусь немного.
Капитан хмыкнул:
— С твоим диагнозом — это оригинально. Дойдёшь до первого гаишника — тебя обратно на «скорой» привезут.
В коридоре у окошка комендатуры уже выстроилась очередь таких же, как я — выписывающихся «долечиваться». Когда подошла моя очередь, я с удивлением увидел, что документы принимает не привычный старшина с вечно недовольным лицом, а девушка в форме с погонами прапорщика.
— Ефрейтор Борисенок? — она подняла на меня глаза. Карие, с золотистыми крапинками. — Вы же в Витебск?
— Так точно, товарищ прапорщик.
— Вы что, и правда собрались пешком? — она вдруг улыбнулась, и в уголках её глаз собрались смешные лучики. — Через пятнадцать минут от КПП отходит служебный автобус. Маршрут как раз через штаб округа в аэропорт.
Я невольно покосился на часы — «Полёт», подарок отца на мое восемнадцатилетие.
— Я, может, не положено…
— Вам как раз положено, — она понизила голос, — по приказу №120. Раненые с выпиской имеют приоритет.
Автобус ПАЗ-672, выкрашенный в защитный цвет, уже стоял у КПП, выпуская сизый дымок из выхлопной трубы. Водитель — ефрейтор как и я, но с петлицами автомобильных войск — лениво курил, прислонившись к борту.
— Садись, ефрейтор, места хватит, — буркнул он, увидев мои документы.
Салон пахло бензином, табаком и чем-то ещё — возможно, дезинфекцией. Я устроился у окна, положив РД на соседнее сиденье. Через минуту в автобус вошла та самая девушка-прапорщик, сбросила пилотку на колени и вздохнула:
— Уф, еле успела.
— Вы… тоже едете?
— В отпуск. До Орши, — она достала из сумки книгу. — А вы в часть?
— В полк ВДВ.
Автобус дёрнулся и заурчал, выезжая на проспект. За окном проплывали незнакомые места — парк с уже жёлтыми клёнами, стройка, раздолбанные троллейбусы на перекрёстке.
— Первый раз летите? — она отложила книгу.
— На «Аэрофлоте» — да, а так у меня 11 прыжков.
— Не бойтесь, это надёжная машина. Летала на практике из Витебска в Ленинград.
Я вдруг осознал, что разговариваю с девушкой, как со старым знакомым.
Аэропорт «Минск-1» встретил нас сизым дымком из труб буфета. Девушка — она представилась Ольгой — помогла найти военную кассу.
— Ваш рейс через сорок минут, — сказала она, глядя на расписание. — Успеете?
Я кивнул.
— Спасибо. За всё.
— Не за что. Выздоравливайте, ефрейтор.
Когда я поднимался