— Ваше Величество, — начала Зимина, — от имени всех балтийцев я должна просить у вас прощения. После смерти вашего отца, императора Константина Александровича, мы не стали сразу тем оплотом, которым должны были быть. Введённые в заблуждение нашим покойным командующим Юзефовичем, мы оказались втянуты в водоворот гражданской войны.
Она на мгновение опустила взгляд, явно борясь с эмоциями, но тут же снова подняла голову:
— После гибели адмирала Юзефовича мы долго не решались выбрать сторону. Не потому, что сомневались в законности вашего правления, Ваше Величество. А потому, что исполняли приказ, данный нам вашим отцом — охранять рубежи Империи в системе «Сураж» от возможного вторжения американских флотов.
При упоминании «Суража» я вспомнил наш разговор с Хромцовой и императором перед появлением Суровцева. Забавное совпадение — я предлагал именно туда направиться, не подозревая, что наши пути с балтийцами пересекутся настолько скоро.
Пегов, стоявший чуть позади Зиминой, сделал шаг вперёд и продолжил:
— Ваше Величество, должен добавить, что решение о сохранении нейтралитета далось нам нелегко. После… инцидента с адмиралом Юзефовичем, — он явно избегал прямого упоминания обстоятельств гибели своего бывшего командующего, — мы оказались в сложной ситуации. Шереметев и его тихоокеанцы были объявлены героями, а мы… нас практически обвинили в поддержке заговора.
Гревс кивнул, подхватывая мысль:
— Балтийский флот всегда славился своей независимостью и преданностью идеалам, а не отдельным личностям. Именно поэтому мы не поспешили присоединиться ни к одной из сторон конфликта. Мы наблюдали, мы анализировали, мы ждали.
— И что же изменилось теперь? — спросил Иван с той прямотой, которая свойственна только детям и великим правителям.
Зимина обменялась быстрыми взглядами со своими коллегами.
— Ситуация изменилась, государь, — ответила она. — Основные ударные эскадры «янки» ушли в свой сектор после поражения Дэвиса в «Екатеринославской» и его ранения. Более того, до нас дошли сведения, что «мятежный» адмирал Итан Дрейк объявился в национальных звёздных дистриктах Американской Сенатской Республики и поднял мятеж против Сената.
При упоминании имени Дрейка я невольно вздрогнул. Итан Дрейк… Старый хитрый лис снова показал зубы. Мысленно я перенёсся на несколько месяцев назад, в систему «Бессарабия», где мы с Дрейком проводили совместные операции против наступающего 6-го ударного космофлота американцев. Вынужденный союз, неудобное партнёрство. Он использовал меня, я использовал его. Классическая ситуация временного перемирия перед лицом общей угрозы.
Дрейк был последним из лидеров «федератов», проигравших в минувшей гражданской войне дистриктов. После нескольких совместных операций я понял, что он просто использует меня и готов пожертвовать мною и моими людьми. Как только я осознал его игру, наше «сотрудничество» завершилось. В итоге после проигранного у перехода сражения адмирал Дрейк увёл свои немногочисленные корабли и надолго исчез с радаров.
И вот теперь этот старый лис снова в игре. Подняв мятеж в национальных дистриктах, он фактически оказал нам неоценимую услугу — американские флоты вторжения, те, что еще не были разгромлены и сохраняли достаточную боеспособностью, вынуждены были вернуться домой для подавления восстания. В разгар нашей собственной гражданской войны это было настоящим подарком судьбы.
— Адмирал Дрейк, — задумчиво произнёс Иван, и я удивился, откуда юный император знает это имя. — Отец рассказывал о нём. Он называл его «самым опасным из американцев, потому что единственный, кто мыслит не как американец».
Тася бросила на меня быстрый взгляд. Мы оба знали, что император Константин обладал уникальным талантом оценки людей. Его характеристики всегда были точны, иногда даже пугающе прозорливы.
— Совершенно верно, Ваше Величество, — подтвердил Гревс, явно впечатлённый познаниями мальчика. — И этот самый Дрейк в данный момент объединяет вокруг себя всех недовольных политикой Сената. Это даёт нам стратегическую передышку, но главное — это позволило нам принять то решение, которое мы должны были принять с самого начала.
Пегов выпрямился ещё сильнее, его голос зазвучал торжественно:
— Ваше Императорское Величество, «балтийцы» всегда были и будут верны законной власти. Мы присягали династии Романовых, и эта присяга священна для нас. Сегодня я, вице-адмирал Арсений Павлович Пегов, от имени 1-ой «ударной» дивизии Балтийского космического флота, клянусь в верности вам и Российской Империи!
— Я, вице-адмирал Яков Сергеевич Гревс, от имени 18-ой «линейной» дивизии Балтийского космического флота, клянусь в верности вам и Империи, — эхом отозвался Гревс.
Я наблюдал за этой сценой, пытаясь сохранить отстранённое выражение лица. Но внутри меня бушевали эмоции. Эти люди, эти корабли, эта сила — всё это теперь на нашей стороне. Возможно, теперь у нас действительно есть шанс.
Пока я размышлял, мой взгляд снова невольно вернулся к Зиминой. Было в ней что-то такое, что невольно притягивало внимание. Не просто красота — хотя она, безусловно, была красива — но и та внутренняя сила, которая ощущалась в каждом её движении, каждом слове.
Я вдруг понял, что мы с Настасьей учились в одно время в Нахимовском Училище ВКС. Она была на два курса младше, и, что странно, но я не помнил её тогда — вероятно, наши пути просто не пересекались в огромных учебных комплексах. Сейчас я почему-то жалел об этом. Интересно, какой она была тогда, до того как звёзды контр-адмирала легли на её плечи?