– Что же это за приговор, повелитель? – спросил судья.
– Руби! – крикнул Сунь Укун.
Тотчас сто чертей с волосами, как репьи, принесли плавильный котел и выплавили двенадцать золотых табличек. За стеной грянул барабан, и в одно мгновение толпа зеленолицых чертей с огромными клыками накинулась на Цинь Гуя. Сначала они изрезали все тело Цинь Гуя так, что оно стало похоже на покрытое чешуей тело рыбы, а потом принялись отрывать кусочек за кусочком и кидать их в котел. Когда пытка закончилась, Сунь Укун крикнул:
– Судья Хранитель Реестра, уничтожь первую золотую табличку с приказом об отступлении Юэ Фэя.
Судья исполнил это приказание и громко доложил Сунь Укуну:
– Повелитель, первая золотая табличка с приказом об отступлении полководца Юэ Фэя уничтожена!
Снова раздались удары барабана. С левой стороны выскочили страшные черти с малиновой кожей и принялись резать Цинь Гуя ножами, нанося ему тонкие, словно трещины на льду, раны.
– Судья Хранитель Реестра, уничтожь вторую золотую табличку! – крикнул Сунь Укун.
Судья выполнил этот приказ и громко доложил:
– Вторая золотая табличка с приказом об отступлении полководца Юэ Фэя уничтожена!
За ширмой опять загремел барабан. С восточной стороны выскочила дюжина розовых чертей с пунцовыми лицами, без глаз и ртов, и принялась резать Цинь Гуя на крохотные, словно снежинки, клочки. Судья уничтожил еще одну золотую табличку и доложил:
– Третья золотая табличка с приказом об отступлении Юэ Фэя уничтожена!
За ширмой вновь раздались удары барабана.
Неожиданно у ворот Управы тоже грянула барабанная дробь. Маленький чертенок в одежде из рыбьей чешуи внес большой красный конверт и вручил его Сунь Укуну. В конверте оказалась визитная карточка со словами: «Сунский полководец Юэ Фэй кланяется вам». Увидев карточку, судья Цао тут же передал Сунь Укуну дела всех чиновников прошедших времен. Сунь Укун внимательно перелистал бумаги и нашел дело Юэ Фэя. Тут загремел барабан у ворот Управы, и послышались трели окаймленной золотом тростниковой свирели. Музыка не смолкала целый час. А потом в зал вошел сам полководец. Сунь Укун поспешил спуститься с трона, отвесил учтивый поклон и произнес, обращаясь к гостю:
– Милости просим, полководец.
Когда они поднялись по лестнице к трону, Сунь Укун еще раз низко поклонился, а зайдя за ширму, снова склонившись перед Юэ Фэем, сказал:
– Учитель Юэ, ваш почитатель прежде имел двух наставников. Первым был Патриарх Ши[46], а вторым Танский монах. Сегодня я встретил вас, моего третьего учителя, и теперь во мне сошлись все три учения[47].
Полководец Юэ несколько раз повторил, что недостоин оказанных ему почестей, но Сунь Укун, продолжая кланяться, сказал:
– Полководец Юэ, ваш ученик приготовил для вас чару вина с кровью, чтобы утешить ваше сердце.
– Благодарю тебя, ученик, но боюсь, у меня не хватит духу осушить ее, – сказал Юэ Фэй.
Сунь Укун быстро написал что-то на клочке бумаги и спросил своих прислужников:
– Куда запропастились посыльные чертенята?
Несколько чертей с бычьими головами и тигриными ушами выступили вперед и с низким поклоном спросили:
– Чего желает наш повелитель?
– Я хочу, чтобы вы слетали на Небо, – сказал Сунь Укун.
– Повелитель, да разве пустят нас, ничтожных чертей, на Небеса? – удивился старший среди посыльных.
– Попасть на Небо нетрудно, если знать туда путь, – ответил Сунь Укун.
Он взял листок бумаги, превратил его в радужное облако и отдал посыльным. Тут он вспомнил: «Позавчера Ворота на Небо были крепко заперты. Кто знает, открыты ли они сегодня?» – И, обратившись к старшему посыльному, сказал:
– Эй, бычеголовый! Лети на этом облаке. Если Ворота на Небо окажутся заперты, скажи, что несешь письмо от владыки Подземного Мира во дворец Тушита.
Отослав гонцов, Сунь Укун обратился к Юэ Фэю:
– Учитель Юэ, радость моя не знает границ. Я сочиню для вас гатху.
– Ученик мой, я много лет провел в седле и не прочитал ни строчки из буддийских книг, не выучил ни слова из наставлений чань. Стоит ли сочинять для меня гатхи?
– И все же прошу вас, учитель, выслушайте мой стих:
Правителю
«до смерти предан» будь,
А став министром,
«родине служи»[48].
В любом из нас —
Небесный Государь,
И в каждом —
Будды истинного суть.
Едва Сунь Укун произнес последние слова гатхи, как вдали показался его гонец. Бычеголовый черт приземлился прямо на ступеньки трона, держа на плече тыкву-горлянку из червонного золота.
– Ну что, Ворота на Небо заперты? – спросил его Сунь Укун.
– Нет, Небесные Ворота были распахнуты настежь, – ответил посыльный и подал Сунь Укуну ответное послание от Лао-цзы. В нем говорилось:
«Яшмовый Император с радостью узнал о суде, учиненном Великим Мудрецом над злодеем Цинь Гуем. Каждое его суждение было истинным, каждое наказание справедливым. Жалую тебе тыкву из червонного золота[49]. Смотри не продырявь ее ненароком. Да будет Великий Мудрец осторожен. А что касается дыры в небесах – это история долгая, поговорим, когда доведется встретиться».
Прочитав послание, Сунь Укун рассмеялся и подумал: «Когда я был в Лотосовой Пещере, мне, конечно, не следовало проделывать дырку в этом сокровище. Теперь старик решил подтрунить надо мной».
Он поклонился генералу Юэ и сказал:
– Посидите немного, учитель. Ваш ученик поднесет вам чашу кровавого вина.
Допрос Цинь Гуя был для Сунь Укуна превеселым занятием и оказался самой веселой главой «Дополнения к Путешествию на Запад».
Глава десятая
Снова Укун возвращается в Башню Зеркал;
Сунь во дворец к Вьющимся Лозам попал.
Сунь Укун взял тыкву-горлянку, приказал судье встать рядом и, шепнув ему что-то на ухо – что именно, нам осталось неизвестно, – передал тыкву. Судья спустился к подножию лестницы, но вдруг, высоко подпрыгнув, завопил:
– Цинь Гуй! Цинь Гуй!
К тому времени сознание Гуя угасло, и лишь его дыхание продолжало жить. Оно-то и откликнулось на этот зов и в тот же миг очутилось внутри тыквы-горлянки.
– Несите ее сюда! Несите сюда! – закричал Сунь Укун.
Судья бросился за ширму и подал тыкву Сунь Укуну, а тот немедля запечатал горлышко полоской бумаги с надписью: «Спешу исполнить приказ Высочайшего Старого Правителя». Прошло некоторое время, и Цинь Гуй превратился в мочу. Между тем Сунь Укун велел судье принести чашу, украшенную