До сих пор Ховард Фиск хранил молчание. Молчал он и теперь. Положив большие руки на колени, он сидел чинно, как бесстрастная пожилая женщина в окружении своего семейства. За него говорила пробежавшая по его губам скептическая улыбка.
А вот мистер Хэкетт был не настолько бесстрастен.
– И вы на это никак не отреагируете, Ховард? – произнес он.
– Следующий вопрос, сынок, – сказал Г. М.
– Следующий вопрос, – отозвался Гагерн, – особенно животрепещущий для большинства из нас. Итак, в чем причина острой личной неприязни, которую… э-э-э… задумавший все это человек питает к мисс Стэнтон?
Г. М. глубоко втянул воздух:
– А ответ, сынок, краток и отраден. К ней ни у кого не было ни малейшей неприязни.
– Этот господин сошел с ума, – вырвалось у мистера Хэкетта. – Он просто спятил. Я еще сомневался, но сейчас я это точно знаю… Теперь вы станете нам рассказывать, что на мисс Стэнтон вообще никто никогда не покушался.
Г. М. кивнул.
– Вы абсолютно правы, – согласился он без намека на шутку. – На нее никто никогда не покушался.
– Кто-то, – процедил сквозь зубы продюсер, – пытается обжечь ей глаза купоросным маслом, стреляет в нее в упор и подбрасывает в шкатулку на ее столе сигарету, начиненную белладонной. И вы говорите, что на нее не покушались?
– Ну, – произнес Г. М., изучая бок своей трубки и задумчиво затягиваясь, – все зависит от того, что вы называете «покушением»… Во-первых, предполагаемый убийца был введен в заблуждение, а в дальнейшем он за здорово живешь ввел в заблуждение и всех вас. Однако я бегу впереди паровоза. Следующий вопрос?
– Но все последующие вопросы, – сказал Гагерн, – вытекают из этого. Кто дважды покушался на мисс Стэнтон и почему? Связаны ли все эти происшествия, и если да, то как?
– Ах! – выдохнул Г. М.
Сделав последнюю затяжку, он аккуратно положил трубку в пепельницу и поднялся. Тяжелым шагом Г. М. приблизился к кушетке. Выражение его глаз ничего хорошего не предвещало.
– Они все связаны, сынок… в некотором роде, – ответил он.
– В каком роде? И почему?
Г. М. подошел еще ближе. Его лицо выражало высшую степень удовлетворения. Прежде чем кто-либо успел хоть шелохнуться, Мерривейл выкинул вперед руку, схватил Джо Коллинза, также известного как Курт фон Гагерн, за галстук, закрутил его себе на запястье и рывком приподнял поджарую фигуру с кушетки.
– Потому что вы, Джо, и есть тот затейник, кто за все это в ответе. Это вы выплеснули кислоту, выстрелили из револьвера и чуть было не убили посредством отравленной сигареты женщину, на которой женились в Голливуде два года назад. – И потом Мерривейл проревел громовым голосом: – Позвольте сказать вам еще кое-что. Если вы разделяете общепринятое мнение, будто старик уже впал в маразм и готов к палате лордов, если вы полагаете, будто я не догадывался, что весь этот дьявольский маскарад был направлен в первую очередь против Тилли Парсонс, то вам лучше окунуть голову в ледяную воду, прежде чем снова являться ко мне с песнями о том, как вы хотите вернуться в разведку. Возможно, нам не удастся доказать, что вы совершили покушение на убийство, но вы отправитесь в тюрьму за двоеженство, едва только Тилли Парсонс увидит вашу смазливую физиономию, – а именно этого вы все время и хотели избежать, не так ли?
Гагерн не отвечал. Он просто не мог ответить, поскольку его душил галстук. Лицо его позеленело, а из приоткрытого рта рвалась наружу смесь бульканья и писка. Когда Г. М. отпустил его, он, как тряпичная кукла, хлопнулся на пол. И слезы у него в глазах были правдоподобнее тех, что он ронял после купания в озере.
Глава четырнадцатая
Непрофессиональное поведение сэра генри мерривейла
1
– Меня? – сказала Тилли Парсонс. – Да мне все как слону дробина. Я рвусь в бой. Не найдется у кого «Честера»?
Так говорила Тилли двое суток спустя в погожий теплый день, после того как эти события завершились там же, где и начались, в кабинете мистера Томаса Хэкетта из «Альбион филмз».
Мистер Хэкетт, как радушный хозяин, угощал коктейлями в честь окончания съемок «Шпионов в открытом море» и финала мимолетной карьеры Джо Коллинза в качестве потенциального убийцы. Лицо Тилли, правда, выглядело все еще бледноватым в районе второго подбородка, но на ней было платье, цвета которого различил бы и слепец на расстоянии тридцати ярдов, и она опрокидывала в себя коктейли со скоростью, от которой у самого мистера Хэкетта глаза на лоб лезли.
Прояви кое-кто меньшую осторожность, вечер имел бы все шансы обратиться в настоящую вечеринку. Со стороны Моники Стэнтон и Билла Картрайта было не совсем благопристойным каждые десять минут уединяться в соседнем кабинете с целью того, что Тилли называла «обнимашки», хотя такое поведение им было простительно. Был там и мистер Ховард Фиск с молодой актрисой, которую он обхаживал с превеликим усердием. Мисс Фрэнсис Флёр, расстройство которой по поводу всего случившегося продлилось ровно двадцать четыре часа, пила – ко всеобщему сожалению – апельсиновый сок.
А сэр Генри Мерривейл, вероятно, был еще более горд собой, чем в тот день, когда благодаря ему в суде Олд-Бейли оправдали обвиняемого в убийстве Джеймса Ансвелла. Хотя никто о его гордости, разумеется, даже и не догадался бы. Его непреклонный взгляд был так свиреп, что молодая актриса, сопровождавшая мистера Фиска, менялась в лице всякий раз, когда он оборачивался к ней. И все же Мерривейл был счастлив, поскольку ему предстояли кинопробы на роль Ричарда Третьего. Помимо прочего, ему выдали настоящие доспехи и шлем, в которых он должен был появиться в кадре.
– Ну же, старый мореход[35], – сказала Тилли, – вам известно, зачем вы здесь. И ваши сверкающие глаза в заблуждение меня не введут. Рассказывайте, как вы его раскусили, пока все мы терялись в догадках. Поскольку вся вина за случившееся в некотором роде лежит на мне, я хочу услышать подробности из первых уст.
– Вы уверены, что хотите об этом услышать? – тихо поинтересовался Ховард Фиск.
Тилли поморщилась. По причине сентиментальности, алкоголя или искренних чувств – она и сама, вероятно, не знала. Однако, когда ее лицо разгладилось, Тилли достала платок, вытерла глаза и одним махом допила коктейль.
– Еще бы я не хотела об этом услышать! – сказала она. – В конце концов, если Фрэнсис готова этому внимать, то я и подавно: сукин сын ужалил ее побольнее, чем меня. – Она обратила на мисс Флёр взор, полный откровенного любопытства. – Как он вас-то охмурил, дорогая?
Мисс Флёр, потягивая апельсиновый сок, восприняла ее любопытство с ответным интересом.
– Получается, мы соперницы, верно? – произнесла мисс Флёр, слегка вздернув брови. – Мне это нравится, – рассмеялась она.
Тилли напряглась.
– И что же в этом смешного? – поинтересовалась она.
– Ничего, дорогая.
– Вы намекаете на то, что я старая карга? – спросила Тилли без обиняков. – Конечно, это так. Но у меня и в мыслях не было, что этот проходимец женился на мне из-за моих красивых глаз. Однако и у старухи есть еще порох в пороховницах, дорогуша, не забывайте об этом. В конце концов, в данном случае обманутая женщина не я, а вы.
Мисс Флёр отставила фужер.
– Так вы говорите, что я обманутая женщина?
– Ах, ну что такое маленький обман для близких людей? – благодушно ответила Тилли. – Боже, если это самое худшее, что может со мной произойти, я буду считать, что мне повезло… И кстати, – обратилась она к Монике и Биллу, – вы ведете себя неприлично. Что бы сказала ваша тетка Флосси, если бы увидела вас сейчас? Фу! Стыд и срам! (Приготовьте-ка еще коктейлей, Томми, и не жалейте виски.)
– Милая тетка Флосси! – вздохнул Билл, усаживая Монику к себе на колени и целуя ее.
– Ужасно, – проговорила Тилли, рассеянно цокая языком. – Нечто невообразимое. Так о чем это я? Старый мореход. Давайте, голубчик, рассказывайте. Ну?
На некоторое время Г. М. погрузился в глубокие размышления, пожевывая сигару и не произнося ни слова. Его тихое бормотание доносилось до них словно издалека.
– Зима тревоги нашей позади, –