– Черт возьми, говорю вам: я никогда не писал никаких писем!
Но Валери продолжила резким голосом:
– …Если бы я сделала что-то подобное, то смогла бы этим заслужить ваше расположение. И расположение дяди Фреда. Тогда, возможно, он помог бы мне найти работу, на которой я была бы полезна своей стране. Пожалуйста, забудьте о нашем разговоре. Теперь я понимаю, что это была глупая романтическая затея, как и большинство моих затей.
Кенуорти мгновенно раскаялся.
Одна часть сознания девушки ликовала оттого, что она может быть такой – с виду мягкой и неуловимо жесткой внутри. Другая часть говорила, что перед ней порядочный парень, которого решили прокатить. Она бы предпочла, чтобы на месте Джерома Кенуорти оказался тот хромой тип в черном, который изъяснялся короткими словами и, казалось, нес на плечах всю тяжесть мира. Она ненавидела Мэтьюза, этого павиана, боявшегося огня.
– О Валери, подруга моих давних дней, – проговорил Кенуорти, – вы просто прелесть. Не надо вскакивать. Садитесь. Позвольте еще угостить вас. И если вы хотите помочь своей стране…
– По правде говоря, не думаю, что меня это действительно интересует.
– …Помочь нашей великой родине, нашему острову, благоденствующему под королевским скипетром, нашей Англии, – продолжал Кенуорти, чувствуя, как виски поет в его пустом желудке, – что ж, позвольте рассказать вам, какого рода работа поручена мне.
– О? И какая же?
– Но прежде чем мы перейдем к делу, позвольте сообщить вам, что я чувствую себя виноватым… В какую ужасную передрягу вы вляпались!
– Ничего ужасного, Джером. На самом деле все не так страшно.
– Наверное, так и есть. И все же в чем дело?
– Я предпочла бы не говорить.
– Никогда не выпячивайте свой гордый подбородок у меня на глазах, моя милая. Насколько я могу судить, где-то поблизости, должно быть, произошла некая чрезвычайно темная история. – Глаза Кенуорти сузились за восьмиугольными очками. Маленькие морщинки-запятые глубже залегли возле рта, когда он уставился на свой пустой стакан. – Убийство! Черт побери, убийство! Кстати, мне лучше уточнить, не встречался ли я с этой женщиной. Грисуолд, вероятно, в состоянии это устроить. Он мог бы что-то сказать по этому поводу, черт бы его побрал. У них есть какие-нибудь предположения, кто это сделал?
– Я так не думаю.
– А какова во всем этом ваша роль?
– Я… я пряталась в каюте напротив. А мерзкое животное по фамилии Мэтьюз, брат капитана, пошел и доложил ему об этом. – И, всем видом показывая, что находится на грани слез, она изложила свою версию происшедшего. Но открыла лишь то, что рассказала Максу Мэтьюзу, не больше.
Кенуорти был потрясен.
– И все это вы сделали ради меня? Дьявол, гореть мне в аду!
– О, сущий пустяк, Джером. Обыкновенная романтичная глупость. Но мне могут грозить ужасные неприятности, когда капитан придет расспрашивать о подробностях. Что, черт возьми, я должна делать?
– Делать?
– Да. Видите ли, это еще не все. Миссис… миссис Зия-Бей оставила запечатанный конверт у старшего стюарда в его офисе. Я подумала, что там могут находиться другие ваши письма. Поэтому я попросила Мэтьюза достать их для меня, но он отказался. Капитан, вероятно, уже знает об этом.
Глядя на нее, Кенуорти моргнул.
– Моя дорогая Валери, вам остается только одно. Грисуолд, старший стюард, – мой большой друг. Он поймет. Скажите ему правду. Скажите правду капитану.
– Конечно, об этом я подумала в первую очередь. Но не повредит ли это вам?
– Валери, я говорил и говорю, что не писал никаких писем. Даю вам честное слово.
Она глубоко вздохнула. Ее ясные серые глаза, которые только что глядели вбок, на колонну из красного дерева, теперь опять были обращены на Кенуорти.
– Да, Джером… Но предположим, кое-кто думает, что письма есть…
– Предположим что?
– Предположим, кто-то подумал, что письма есть. Я должна буду объяснить, знаете ли, почему отправилась в каюту миссис Зия-Бей. И в «Тримальхионе» ходили слухи, будто вы с ней близки и писали ей. Если моряки с «Эдвардика» посоветовали вам посетить «Тримальхион», они, вероятно, тоже слышали об этом. В любом случае вас придется допросить. И вы будете втянуты в неприятную историю. Ах, Джером, Джером… – Ее брови озабоченно сошлись над коротким прямым носом, а голос зазвучал почти как стон. – Я забочусь о вас. Подумайте о публичном разбирательстве, которое последует, когда мы окажемся в Англии! И о вашем отце.
Шах и мат.
На протяжении последней части разговора, исполненной сильных чувств, игравший популярные арии оркестр приближался к грандиозному финалу, который произвел впечатление музыкального взрыва. И вот теперь музыка смолкла, и воцарилась тишина.
Ее нарушил звук громких и звонких аплодисментов. Кто-то хлопал в ладоши. Валери и Кенуорти вздрогнули. Музыкантам рукоплескал Джон Э. Лэтроп, который незаметно просочился в салон и теперь сидел на некотором расстоянии от молодых людей, покуривая сигару. Он подмигнул Валери. За его энергичными хлопками последовали более тихие и благовоспитанные – доктора Реджинальда Арчера, стоявшего дальше в тускло освещенном проходе.
Валери и Кенуорти присоединились к ним. Дирижер раскланялся так серьезно, словно зал был полон людей, после чего музыканты начали собирать свои инструменты. Рукоплескания утихли. Музыка же словно никогда и не звучала. В салон прокрались тихие ночные звуки: что-то негромко поскрипывало, наводя на мысль о старых половицах.
Было тридцать семь минут десятого.
Кенуорти заговорил, но обнаружил, что голос его звучит вызывающе громко, и одернул себя.
– У меня такое чувство, – пожаловался он, – будто я все глубже и глубже увязаю в истории, сути которой не улавливаю. О дева, которая «белее нежной ангельской десницы»![25] Если вы не собираетесь говорить правду капитану и старшему стюарду, что вы им скажете?
Валери пожала плечами:
– Я буду отрицать все, что станет утверждать этот тип Мэтьюз. Я предупредила его, что так и поступлю, еще прошлой ночью.
– А потом?
– Я скажу, что была с вами.
Кенуорти уставился на нее:
– Но вы не сможете этого сделать! Когда произошла вся эта темная история? С девяти сорока пяти до десяти часов. В таком случае вам придется сказать, что вы были в моей каюте и придерживали мне голову над раковиной. А это никуда не годится.
– Почему? Кто знает, где вы находились?
– Старший стюард, – безапелляционно возразил Кенуорти, после чего посмотрел в сторону входа. – А теперь держитесь за свою шляпку, миледи. Вот и сам Грисуолд.
Старший стюард попытался пройти в салон незаметно. Но каждый, кто обратил внимание на его появление, почувствовал перемену атмосферы. Походя кивнув доктору Арчеру и поняв, что за ним наблюдают, Грисуолд прибавил шагу и направился прямо к Валери и Кенуорти. Даже издали было видно, что на бледном лбу старшего стюарда проступила легкая испарина, хотя мясистое лицо его вроде бы оставалось невозмутимым. И дышал он тяжело.
Глава одиннадцатая
Валери почти догадалась, какого рода весть тот принес.
Она ощутила, как напряглись ее мышцы и по телу пробежала волна паники. Попытавшись поймать взгляд Кенуорти, девушка осознала, что ее власть над ним, с таким трудом завоеванная, возможно, тает. Она не хотела вызывать подозрений, но все-таки попробовала еще раз:
– Старший стюард был в вашей каюте между девятью сорока пятью и десятью вечера прошлой ночью?
Кенуорти попытался вспомнить:
– Не знаю, который был час. Черт возьми, дорогая! Нет, подождите. Думаю, он пришел после десяти. Да, я уверен. Если только не он валял дурака в противогазе… это произошло раньше. Но я хочу, чтобы вы поняли: ему известно, что я был не в состоянии принимать посетительниц, какими бы очаровательными…
– Тсс! Пожалуйста!
– Добрый вечер, мисс Четфорд, – нараспев произнес старший стюард, нависая над их столиком. Он наклонил вперед голову, словно собираясь кого-то боднуть, и выражение его лица нагнало на Валери еще больше страху. Впрочем, голос Грисуолда звучал с подчеркнутым дружелюбием и непринужденностью. – Добрый вечер, мистер Кенуорти, – добавил он официально. – Рад