Вместо этого Макс выбрал другую тактику. Время ужина миновало, но впервые за все путешествие он не чувствовал голода.
– Вы знаете, – спросил Макс, – что происходит на борту лайнера?
Поскольку Г. М. лишь проворчал в ответ что-то невнятное, Макс вкратце обрисовал положение вещей. Г. М. слушал, и маленькие проницательные глазки за стеклами очков раскрывались все шире.
– Господи! – выдохнул он. – Творение мастера! – Мучимый преследовавшими его демонами, он поднял руки, сжатые в огромные кулаки. – Неужели опять невозможное преступление?
– Боюсь, что так. Оно хуже всего, с чем вы когда-либо сталкивались. Я припоминаю некоторые из ваших прежних дел. Вам всего-то и требовалось, что объяснить, как убийца выбрался из запертой комнаты или прошел по снегу, не оставив следов[20]. Здесь же вы должны установить, как несуществующий убийца мог оставить подлинные, реальные отпечатки пальцев на месте преступления. Видите, как обстоят дела, Г. М. Было бы замечательно, если бы вы помогли разобраться с этим. У Фрэнка и других забот полно.
– А вы не думаете, что и у меня есть свои заботы?
– Да, я знаю. Но вас они только раззадоривают, а Фрэнку на пользу не идут.
На миг ему показалось, что он перегнул палку. Г. М. прищурил один глаз, широко раскрыл другой и метнул в него взгляд такой ужасной, прямо-таки нечеловеческой силы, что Макс принялся лихорадочно придумывать новые комплименты, способные отвести удар молнии.
Однако гроза прошла мимо. Дело закончилось тем, что Г. М. с кислым достоинством опустил уголки рта.
– Мне нужен воздух, – объявил он. – Побольше воздуха. Давайте выйдем на палубу, и вы расскажете мне всю историю.
Они ощупью пробирались через помещения, затемненные с наступлением ночи. Если и существует некий абсолютный, кромешный мрак, который можно считать точкой отсчета, третья ночь в море была, пожалуй, немного светлее двух предыдущих. Правда, разглядеть во тьме удавалось только руку, поднесенную к лицу, не более того.
Они находились на подветренной стороне палубы В, не защищенной брезентовыми тентами. В небе сверкали крошечными точками несколько звезд, казавшихся зыбкими из-за движения палубы, которая то поднималась, то опускалась. Ледяной воздух забирался Максу под рубашку. От холода немела грудь, кожу головы и рук покалывало, но Максу нравился этот чистый холод.
Стоя у поручней, собеседники смотрели вниз и любовались исходящим от моря сиянием. Все казалось черным, и только белесая вода за бортом корабля слабо светилась, фосфоресцировала. В ней ничего не отражалось. Это было мертвое сияние, похожее на мерцание свечи у гроба покойника. Мелкие светящиеся прожилки и нити извивались и сплетались, подобно кружеву, на фоне огромного бурлящего шума, который наполнял уши, заглушая все остальные звуки. Свечение гипнотически притягивало взгляд, в то время как шум притуплял мозг до состояния забытья.
– Итак, сынок, – донесся из темноты голос рядом с Максом.
Глядя на кильватерный след и дальше, на черную маслянистую воду, из которой состоял их теперешний мир, Макс рассказал всю историю. Он ничего не упустил. И к лучшему, как оказалось впоследствии.
Когда он закончил, молчание Г. М. показалось ему зловещим. Макс потерял всякое представление о времени. Они словно бы разговаривали в холодной пустоте, которая не была ни морем, ни землей, ни небом. В ушах гудел неумолчный шум волн.
– Итак, – пробормотал далекий голос, – не самые приятные новости. Согласны?
– Да.
– И как я понял, именно вам принадлежит мысль о том, – донесся из темноты голос Г. М., – будто убийца и человек, метавший нож в изображение женской головы, предположительно миссис Зия-Бей, у двери доктора Арчера в пятницу вечером, – это одна и та же личность?
– Да, я так думаю.
– И тот же самый субъект, надев противогаз, случайно или намеренно просунул голову в каюту молодого Кенуорти?
Макс пожал плечами:
– Тут все не столь очевидно. Кенуорти, похоже, излюбленная мишень для розыгрышей. Возможно, это была шутка старшего стюарда.
– Ну да. Конечно. Вполне вероятно. Этот старший стюард, знаете ли, показался мне… Впрочем, не важно. И тем не менее… вы действительно усматриваете связь между инцидентом с противогазом и убийством?
– И да, и нет. Могу сказать только, что он показался мне особенно безобразным. Уж и не знаю почему.
– А я знаю, – прорычал Г. М. – Потому что это проявление инфантильного мышления – вот почему! Именно инфантильный разум спланировал убийство, и каждая деталь случившегося буквально кричит об этом. Вот с чем мы имеем дело, сынок, – с задержкой развития у взрослого. Но что еще хуже, этот взрослый, сдается мне, при всем том весьма осторожен и умен, а это ужасное сочетание. Скажите вот что: вы, ребята, занимались какой-нибудь детективной рутиной? Пытались, например, выяснить, где находились все пассажиры в интервале между девятью сорока пятью и десятью часами вчерашнего вечера?
– Думаете, убийца – один из пассажиров?
– Не знаю, сынок. Возможно, он пассажир. Или моряк. Кто угодно, вплоть до кота повара. Но мы должны с чего-то начать. Вы допросили их? Выяснили, где они находились?
– Нет. – Макс задумался. – Но я могу сказать вам, что утверждают некоторые из них. Валери Четфорд была в моей каюте. Доктор Арчер купался в бассейне. Лэтроп был на палубе. Ни о ком другом я ничего не знаю.
– Француз?
– О нем нет никаких сведений. Он был в своей каюте в начале двенадцатого, но это ровным счетом ничего не значит.
– Кроме того, – присовокупил Г. М., – французский офицер не стал бы носить… – Он замолчал, и не было слышно ничего, кроме шипения воды, наполнявшего мертвый мир. В голосе Г. М. появились недоверчивые нотки. Судя по раздавшемуся звуку, он, похоже, ударил кулаком по деревянным перилам. – О черт возьми! Неужто в этом что-то есть… Я просто вспомнил о субботнем утре.
– Думаете, француз как-то связан со случившимся?
– Полагаю, ему что-то известно, сынок, – серьезно ответил Г. М. – Хотел бы я знать, что он пытался объяснить двум субъектам, явившимся снимать отпечатки пальцев, когда они прошлой ночью вломились в его каюту. Я также думаю…
– Что?
Ответа не последовало. Г. М. молчал так долго, что Макс встревожился, не заснул ли его собеседник, пристроив локти на перила. Напрягая зрение, Макс смог разглядеть лишь слабый блеск больших очков, грозящих съехать с носа, да темный силуэт, напоминающий массивную горгулью, свесившуюся с крыши собора.
Затем раздался голос Г. М.
– Меня это не должно беспокоить! – раздраженно прорычал тот (что означало: он наткнулся на препятствие и не хотел этого признавать). – Гори все огнем, разве у меня и так мало забот? Неужели все преступления в мире должны свалиться на мои плечи?
Макс тихо заметил:
– Это может касаться вашего ведомства, Г. М.
– Что вы хотите этим сказать?
– Кто знает, вдруг тут не обошлось без шпионажа?
И снова Г. М. замолчал. Вряд ли нужно говорить, что Макс не мог понять выражения его лица. Для этого было слишком темно. Впрочем, и среди ясного дня игроки в покер из клуба «Диоген»[21] сочли бы такую попытку заведомо провальной.
«Эдвардик» медленно покачивался на волнах, и маленькие яркие звездочки на иссиня-черном небе тоже словно покачивались вместе с ним: вверх-вниз, вверх-вниз, время от времени прячась за навесом палубы. Даже привыкнув к темноте, глаза различали немногим больше того, что море стало маслянисто-черным, безбрежным, усеянным белыми барашками на гребнях волн.
– Возможно, – наконец не очень уверенно произнес Г. М. – Шпионаж, сынок, в наши дни далеко не шутка. Он не имеет ни края, ни дна, как и эти воды. И он теперь распространен гораздо шире, чем лет двадцать пять назад. И далеко не так экзотичен, как сложенные о нем легенды, а также не всегда нацелен на самые важные объекты. В реальности вражеский агент – это заурядный, незначительный человечек. Клерк, мелкий служащий, восторженная девица, экзальтированная матрона средних лет. Не взыскующие наград и даже не очень умные, они все – фанатичные идеалисты. И каждый из этих мелких вредителей – потенциальная угроза.
Возьмем, к примеру, наше судно. Предположим, кто-то оставил открытым на всю ночь иллюминатор в освещенной каюте. Для этого