– Сэр, а что насчет мисс Дейн и мистера Ноулза?
– Ах да. Пригласите их, пожалуйста, сюда. Вы чертовски хорошо поработали, сержант; так держать. Пойдите теперь узнайте: нет ли у врача для меня новостей?
Доктор Фелл и инспектор принялись бурно обсуждать находку, а Пейдж, захватив зонт, пошел за Мэдлин.
Мэдлин выглядела, как всегда, безупречно и была в хорошем настроении; никакие капризы погоды не могли омрачить ее ровного и кроткого нрава. На ней был прозрачный клеенчатый дождевик с капюшоном, отчего она казалась завернутой в целлофан. Кожа у нее была бледная, но здорового цвета; белокурые волосы чуть вились над ушами; черты лица, пожалуй, крупноваты, но вместе создавали картину удивительной красоты, и чем внимательнее ты всматривался, тем больше тебя пленяла эта красота. Но внимания к себе Мэдлин как будто привлекать не хотела; она была не из тех, кто выставляет себя напоказ, зато обладала драгоценным даром слушать других. Синие глаза смотрели на собеседника ясно и проникновенно. Она была хорошо сложена – Пейдж сам себя корил, что всякий раз засматривается на ее фигуру, – но, несмотря на приятную округлость форм, ее хотелось назвать хрупкой. Пейдж помог ей выйти из машины, держа раскрытый зонт. Она положила руку ему на плечо и неопределенно улыбнулась.
– Я так рада, что мы будем у тебя, – промолвила она. – Сразу как-то спокойнее. Знаешь, я была совершенно растеряна и решила, что лучше всего привезти его сюда…
Она обернулась и посмотрела на Ноулза. Грузный дворецкий, даже в дождь не расстававшийся со своим котелком, вылез из машины и, косолапо переваливаясь, стал пробираться между лужами.
Пейдж провел Мэдлин в кабинет и не без гордости представил своим гостям. Ему очень хотелось, чтобы доктор Фелл оценил ее по достоинству. Доктор не подвел и показал себя истинным джентльменом. Его настолько распирало от восторга и любезности, что, казалось, верхние пуговицы жилета того и гляди отлетят; весь он прямо-таки светился, ухаживая за новой знакомой. Он величественно поднялся и с довольным смешком сам отнес к вешалке ее дождевик.
Инспектор Эллиот перешел на бойкий деловитый тон. Он вел себя как приказчик за прилавком.
– Итак, мисс Дейн? Чем могу помочь?
Сложив на коленях сжатые руки, Мэдлин огляделась по сторонам, очаровательно нахмурилась и наконец подняла свой открытый взгляд на инспектора.
– Видите ли, мне сложно объяснить, – сказала она. – Но я чувствую, что должна это сделать… После того кошмара, который произошел ночью, это просто необходимо. Но я не хочу, чтобы у Ноулза были неприятности. Пожалуйста, мистер Эллиот!
– Если вас что-то беспокоит, мисс Дейн, только скажите, – продолжал инспектор все тем же отрывистым тоном, – и ни у кого не будет никаких неприятностей.
Она бросила на Эллиота благодарный взгляд:
– Тогда… Ноулз, наверное, вам стоит им рассказать… То, что вы рассказали мне.
– Так-так-так… – хмыкнул доктор Фелл. – Присаживайтесь, милейший!
– Благодарю вас, сэр, я лучше…
– Присаживайтесь! – проревел Фелл.
Опасаясь, как бы его не усадили насильно (что, судя по решительному виду доктора, было почти неминуемо), Ноулз подчинился. Это был честный человек – порой даже опасно честный. В моменты сильного душевного напряжения кожа у него на лице становилась почти прозрачной, как яичная скорлупа. Он присел на краешек стула, не переставая вертеть в руках свой котелок. Доктор Фелл протянул ему сигару, но он отказался.
– Сэр, могу я говорить откровенно?
– Я вам это настоятельно советую, – сухо ответил Эллиот. – Итак?
– Разумеется, сэр, я понимаю, что должен был сразу пойти и все рассказать леди Фарнли. Но не смог. Если честно, просто не смог себя заставить. Знаете, ведь именно благодаря ей мне удалось устроиться в Фарнли-Клоуз, когда после смерти полковника Мардейла я остался без работы. Говоря откровенно, я ни к кому так хорошо не отношусь, как к леди Фарнли. Богом клянусь!.. – добавил он в неожиданном приливе сентиментальности и даже привстал со стула. – Это же наша мисс Молли, дочурка доктора из Саттон-Чарта. Было время…
Эллиот с трудом сдерживал нетерпение.
– Да-да, все это очень мило. Но что именно вы хотели нам сообщить?
– Это касается покойного сэра Джона Фарнли, сэр, – сказал Ноулз. – Он покончил с собой. Я все видел.
В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком редеющего дождя. Пейдж беспокойно огляделся, чтобы проверить, куда положили найденный в саду нож: он не хотел, чтобы его видела Мэдлин. К счастью, нож был прикрыт газетами.
Инспектор Эллиот, костлявое лицо которого как-то еще больше заострилось, неотрывно смотрел на дворецкого. Доктор Фелл, подремывая, еле слышно посвистывал сквозь зубы и напевал себе под нос: у него была привычка мурлыкать старинную французскую песенку Auprès de ma blonde[4].
– Значит, вы все видели?..
– Да, сэр. Я мог бы рассказать вам об этом сегодня утром, только вы меня не спрашивали; и я, признаться, не уверен, что сказал бы даже тогда. А дело было так. Вчера вечером я стоял у окна «зеленой комнаты» – той, что над библиотекой. Окно это как раз выходит в сад. И тогда я все увидел.
(Пейдж вспомнил, что так оно и было. Когда они с Барроузом еще только шли посмотреть на тело, он заметил Ноулза в окне комнаты над библиотекой.)
– Зрение у меня отменное, это вам любой подтвердит, – с жаром продолжал дворецкий, и даже его туфли скрипнули в такт. – Мне семьдесят четыре, но я могу с шестидесяти ярдов разобрать номер машины. Это легко проверить. Просто пойдите в сад и покажите мне какую-нибудь надпись мелким шрифтом. Вы сами убедитесь!.. – Он вдруг смутился своей горячности и умолк.
– Так вы видели, как сэр Джон Фарнли покончил с собой?
– Да, сэр. Почти.
– В каком смысле «почти»? Что вы хотите сказать?
– Только то, что сказал, сэр. Я точно не видел, как он… ну, вы понимаете… потому что он стоял ко мне спиной. Но я видел, как он поднял руки. И рядом с ним не было ни единой живой души. Окно выходит ровно на эту часть сада, и все было как на ладони. Оттуда отлично видна песчаная площадка вокруг пруда – а это добрых пять футов открытого пространства, где нет никакого кустарника. Так что, если бы поблизости появился кто-то еще, я бы наверняка заметил. Но он был совершенно один! Говорю вам как на духу.
Из угла, где сидел доктор Фелл, снова донеслось сонное глухое