Через восемь часов мерзкий писк вывел его из сна – датчики сообщали, что поверхность дна начала забирать вверх. Акмет включил постепенный сброс воды из обшивки батискафа для подъёма на поверхность. Приборы зафиксировали изменение глубины. Две тысячи девятьсот тридцать шесть метров. Через полчаса уже две тысячи четыреста двадцать, ещё через час – тысяча триста пятьдесят, и следом – семьсот шестьдесят пять, двести сорок два, пятьдесят четыре.
Чем выше Акмет поднимался, тем волнительнее ему становилось. Вокруг уже было достаточно светло. Теперь наконец-то можно полюбоваться красотой океана. Кораллы, раковины, морские водоросли, проплывавшие мимо стайки разноцветных мелких рыбёшек – всё это целиком захватило внимание Акмета и заставило забыть прежние страхи. Растревожиться пришлось только из-за проплывавшей мимо акулы, которая толкнула его батискаф, но не стала и дальше биться с ним, а просто поплыла дальше.
Постепенно мир вокруг становился ярче и красочнее. И это поражало больше всего. Ладно, на глубине, но здесь-то, здесь почему всё живёт?! Как радиация не добралась сюда? Температура воды должна быть высокой, и никакая жизнь не может существовать в таких условиях. Но приборы показывали, что снаружи не больше пятнадцати градусов – вполне нормально для Тихого океана.
Акмет так засмотрелся вокруг, что забыл об управлении. Он отвлёкся и не заметил приближающуюся острую скалу, торчащую из дна. Батискаф влетел в неё на всей скорости. Внешняя обшивка была пробита и стала заполняться водой. Двигатель заглох. Включилась аварийная система питания кислородных фильтров. Батискаф мёртвым грузом медленно опустился на дно и был уже не в состоянии подняться выше.
Акмет нервно сглотнул. Фонарь погас, но света вполне хватало. Глубина – двадцать три метра. Терпимо.
Он закрыл глаза и сосредоточился. У этих батискафов есть функция постепенной разгерметизации. Можно медленно повысить давление внутри кабины, чтобы организм привык, и таким образом избежать декомпрессии.
Как и любой житель Пацифика, Акмет хорошо умел плавать, да и благодаря жабрам дыхание под водой не проблема. Но вот всплывать с глубины никто никогда не учил. Пришлось задействовать все свои знания физики, чтобы вспомнить, как надо делать правильно. В принципе, раз он может дышать под водой, то давление воздуха внутри тела будет всегда таким же, как и снаружи. Важно лишь не всплывать слишком быстро.
Акмет выключил кислородные фильтры, запустил разгерметизацию кабины и стал ждать. Воздух отсюда выйдет за полчаса. За это же время давление должно постепенно вырасти до наружного уровня.
Слишком много опасностей вокруг. И акула, которая повстречалась ему на пути, прямое тому подтверждение. Плавает она всяко быстрее, чем он. Значит, нужно вооружиться. Он порыскал в поисках хоть какого-нибудь оружия, но нашёл лишь рабочий крюк диаметром примерно в сантиметр и длиной в тридцать. Ладно, за неимением лучшего сгодится и это.
Давление росло, и Акмет чувствовал, как ему становится хуже. Голова кружилась и болела. Глаза будто выросли и пытались сбежать из глазниц. Из носа пошла кровь. Тело обмякло, силы словно куда-то утекали, наступила сонливость. Тошнило. Через пятнадцать минут Акмет ощутил духоту и катастрофическую нехватку воздуха. Он задышал глубже и чаще, и даже жабры затрепетали. Ещё через пять минут он решил, что с него хватит и пора выходить.
Он открыл люк, и в батискаф тут же хлынула солёная вода. Несмотря на ещё сильнее выросшее давление, она освежила и даже немного привела в чувство.
Акмет выплыл в открытый океан. Осмотрелся, акул не увидел. Что ж, пора подниматься наверх, но медленно, осторожно. Плыть было физически сложно, приходилось прилагать огромные усилия, чтобы преодолеть тяжесть водной толщи. Перед глазами всё плыло, хотелось закрыть их, так как из-за соли они начинали гореть и слезиться. Какие-то мальки расплывались от него в разные стороны.
Состояние ухудшалось. Акмет плыл не только вверх, но и вперёд, туда, где по его прикидкам должен был быть берег. Крюк, который он прихватил с собой как оружие, болтался на поясе.
Постепенно становилось всё светлее и светлее. Акмет не только видел, но и чувствовал – поверхность близко. А там наверху свет, такой яркий, что хоть сейчас жмурься.
Когда до поверхности оставалось всего ничего, Акмет уже плюнул на всё и изо всех сил заработал руками и ногами. Рывок, рывок, рывок. Вода сама выталкивала его тело на поверхность, выше, выше, выше и вот…
Он всплыл над водной гладью и сразу жадно вдохнул чистого свежего воздуха.
Над головой раскинулось небо приятного нежно-голубого цвета, на котором маленькими пёрышками, похожими на случайные белые мазки художника, плыли облака. И свет, так много света, что смотреть вокруг, держать глаза открытыми, было больно. Акмет ждал иссушающего, выжигающего жара, но чувствовал только мягкое тепло, приятно ласкающее кожу. Сделав козырёк ладонью над глазами и жмурясь, он стал озираться вокруг в поисках солнца. И нашёл его.
Огромное, похожее на концентрат чистого света, оно не позволяло смотреть на себя просто так. Акмет понял, почему его представляли Богом – тем самым, чей лик нельзя было узреть.
Значит, всё в порядке. Нет уничтожающей всё жары. Нет радиации. На поверхности можно жить.
Эта мысль так обрадовала его и успокоила, что тело как-то само собой окончательно расслабилось. Голова по-прежнему кружилась, резкие изменения давления давали о себе знать. Акмет лёг на спину, закрыл глаза и вверил себя воде. Океан колыхал его на тихих волнах, подобно матери, укачивающей ребёнка.
Акмет сам не заметил, как уснул.
* * *
Впервые в жизни просыпаться было приятно. Ещё прежде, чем открыл глаза, он почувствовал под собой мягкость хорошей кровати. Ничто нигде не затекло и не болело. И тут же, за мгновение до того, как он всё-таки увидел обстановку вокруг, промелькнула мысль: «Раз я в кровати, значит, дома. Приснилось? Или вернули?»
Но вот Акмет открыл глаза, зажмурился от слишком яркого света, разморгался и только тогда, как следует, осмотрелся вокруг.
Нет, это не Пацифик. Просторная белая комната, у которой вместо одной из стен – сплошное окно, а за ним яркий солнечный день и шум моря. Акмет легонько похлопал себя по щекам, чтобы окончательно проснуться и убедиться, что это не сон.
Он медленно встал с кровати и подошёл к стене-окну. Положил ладонь на прохладное стекло и смотрел на открывшийся перед ним пейзаж, самый прекрасный, что он когда-либо видел. Сиял и блестел в лучах солнца золотой пляж, волны лазурного моря одна за другой