— Да, — мягко ответила Этель.
— Не очень. О войне никто и слышать не хочет. Отцу стыдно, что я вообще туда поехала. — Фрэнки посмотрела на подруг. — Ну а у вас как прошло?
Этель пожала плечами:
— Мою историю ты знаешь. Я пошла в ветеринарный колледж и снова влюбилась в парня из школы. Его зовут Ной. Мы вместе были во Вьетнаме, но ни разу не встретились. Он знал, как сильно я любила Джорджа. А потом… все как-то закрутилось. Когда я чувствую, что распадаюсь на части, он всегда находит способ собрать меня.
Фрэнки кивнула.
— Вам снятся кошмары?
— Нечасто. Теперь нечасто, — ответила Этель.
— Тебе нужно отстраниться от этого, Фрэнки. Заняться делом, — сказала Барб.
— Что у тебя осталось, Фрэнк? — спросила Этель через какое-то время.
По радио заиграло что-то фолковое, мелодичное. Никакой злости, лишь скорбь, тоска и печаль.
— О чем ты?
— Ты мне скажи.
— Ну… — На самом деле Фрэнки об этом даже не думала. Она знала, кого из нее растили, знала, чего от нее ждут, но так было раньше.
— Что у тебя осталось? — повторила Этель.
Фрэнки задумалась, как она изменилась за эти два года, что нового узнала о себе и о мире. Она подумала о Джейми, о том, что хотела все делать правильно и поэтому даже не поцеловала его. Подумала о Рае, о том, как их страсть раскрепостила ее, превратила в новую, более смелую версию самой себя. Она вспомнила Фина и их беззаботное детство, вспомнила, как он говорил ей «все хорошо» и как она ему верила.
Все они, ее любимые мужчины, жили в ее сердце, наполняли ее, делали счастливой, но было и кое-что еще.
— Медицина, — тихо сказала она.
— Да, черт возьми, — согласилась Этель. — Ты охренительная, самая бесстрашная медсестра. Ты спасаешь жизни, Фрэнк. Подумай об этом.
И Фрэнки подумала. На горизонте забрезжила надежда. Надежда вынырнуть из этого горя. Может быть, помогая другим, она сможет помочь и самой себе.
— Вы самые лучшие. — Ее голос дрогнул. — Я люблю вас. Правда.
Она встала, повернулась и посмотрела на них. Они приехали, чтобы помочь, но Фрэнки знала не хуже их, что только сама может себе помочь.
Следующие несколько дней Фрэнки водила Этель и Барб по любимым местам своего детства. Больше всего времени они проводили на пляже — болтали и слушали музыку, смеялись, плакали и вспоминали. Когда подруги уехали, Фрэнки уже знала, что ей делать и куда двигаться. Она несколько дней штудировала объявления в газете Сан-Диего и звонила по указанным номерам. Наконец ее пригласили на собеседование, в этот день она встала пораньше. Резюме она решила напечатать на пишущей машинке отца, которой никто в этом доме не пользовался. Мама считала, что письма должны быть написаны только от руки, а у папы были секретари, которые печатали за него. Когда текст ее удовлетворил, она вытащила листок и проверила опечатки, а затем положила в кожаный портфель, который ей подарили на окончание школы. Вот он и пригодился. На черной коже красовались золотые инициалы ФГМ.
Фрэнки впервые порадовалась, что ее мать такой шопоголик, — роясь в шкафу, она нашла подходящее полосатое платье с воротничком и отличный зеленый пояс. В верхнем ящике комода лежали аккуратно свернутые трусы, кружевные лифчики и пара светло-коричневых колготок, которые Фрэнки и ее школьные подружки носили зимой, чтобы выглядеть загорелыми. На ноги Фрэнки надела бежевые лодочки на низком каблуке.
С автомобильной палубы парома был виден почти достроенный мост, огромные бетонные опоры возвышались над голубой водой, изогнутой линией протянулись от одного берега к другому.
Больницу разместили в белом миссионерском здании, которое занимало целый квартал, со всех сторон его окружали пальмы. Фрэнки поставила машину на парковку для посетителей и вошла внутрь. Как только двери открылись, в нос ударили знакомые запахи спирта и хлорки, и впервые после возвращения Фрэнки почувствовала себя собой.
Это была ее территория, здесь она могла никем не притворяться. Здесь она найдет, как преодолеть скорбь.
Она подошла к стойке регистрации, где девушка с пышной прической мило ей улыбнулась и рассказала, как попасть на второй этаж, в кабинет заведующей сестринским отделением.
Ладонь, которой Фрэнки стискивала ручку кожаного портфеля, взмокла. Это было второе собеседование в ее жизни. Военкомат не в счет. Она знала, что выглядит молодо, она и была молода — по крайней мере, по годам.
Нужный ей кабинет оказался через две двери от лифта. На площадке второго этажа она остановилась и глубоко вдохнула.
Не бойся, Макграт.
Она выпрямилась, расправила плечи и подняла подбородок — так учили ее родители и монахини в школе Святой Бернадетты. Подойдя к двери, она прочитала надпись на табличке — «Миссис Делорес Смарт, заведующая отделением сестринского ухода» — и постучала.
Миссис Смарт оторвалась от изучения каких-то бумаг и посмотрела на Фрэнки. У нее было круглое лицо с красными щеками и старомодные седые кудряшки. Большое окно за ее спиной выходило на парковку.
— Миссис Смарт? Я Фрэнсис Макграт. Пришла на собеседование.
— Проходите. — Пожилая женщина взглядом указала на стул перед столом. — Ваше резюме?
Фрэнки села, достала из портфеля папку и положила ее на стол.
Миссис Смарт начала читать.
— Школа Святой Бернадетты, — сказала она. — Хорошие оценки.
— В женском колледже Сан-Диего я была лучшей на курсе.
— Это я вижу. Пару недель вы работали в больнице Святого Барнабаса. Ночные смены.
— Да, но как там и написано, я только что из Вьетнама, мэм. Два года службы в армии. Я дослужилась до операционной медсестры, и…
— Вряд ли вас учили ассистировать на операциях, — твердо сказала миссис Смарт. Она поправила очки и посмотрела на Фрэнки: — Вы умеете следовать инструкциям, мисс Макграт? Делать то, что вам говорят?
— Поверьте, мэм, в армии без этого никак. Во Вьетнаме меня научили быть первоклассной медсестрой.
Миссис Смарт постукивала ручкой по столу, читая и перечитывая резюме Фрэнки. Наконец она сказала:
— Работать будете на первом этаже под началом миссис Хендерсон, ваша первая смена начнется в среду в одиннадцать вечера. В кабинете напротив Тильда выдаст вам форму.
— Вы берете меня?
— Вы на испытательном сроке. Смены с одиннадцати вечера до семи утра.
— Ночная смена?
— Естественно. Все с этого начинают, мисс Макграт. Вы должны это знать.
— Но…
— Никаких «но». Вы хотите здесь работать?
— Да, мэм.
— Отлично. Увидимся в среду.
В свой первый рабочий день Фрэнки надела накрахмаленную форму с передником, плотные белые чулки и удобные белые ботинки. На аккуратно подстриженной голове белым флагом торчала шапочка медсестры. Во Вьетнаме, во всем тамошнем дерьме, эта шапочка не оставалась бы белой