От двенадцати змеёнышей.
Он посадил ее на головку на тяжелую,
Понес ее к морю синему.
Его родимая матушка
Назад себе оглянулася,
Завидела змея лютого,
Люта змея, люта огненна
О двенадцати хоботов.
Кричит-вопит громким голосом:
«Ой, дитятко, с тобой мы погибнули,
Родимое, с тобой погибнули!»
А младый человек Федор Тирон
Сам возговорит таково слово:
«Не убойся, моя матушка, не погибнули,
Родимая, не погибнули, —
Еще с нами Бог и над нами Бог,
Со мною слово Божие,
Со мною сбруя ратная, копье булатное,
Сабля вострая, палица железная,
Еще крепкой лук, две стрелы калены».
А младый человек Федор Тирон,
Он натягивал свой крепкой лук,
Он накладывал две стрелы калены,
Он стрелял супротив змея лютого,
Люта змея, люта огненна
О двенадцати хоботов,
Вышибал ему сердце со печенью.
Обливала его кровь змеиная
Не по колено, не по пояс,
По самы груди белый.
А младый человек Федор Тирон,
Он и бьет копьем во сыру землю,
Сам возговорит таково слово:
«Уж ты матушка, мать сыра земля,
Расступися на четыре четверти
На все на четыре стороны!
Ты пожри в себя кровь змеиную!»
По Божию изволению
Расступалася мать сыра земля
На четыре на четверти,
Пожирала в себя кровь змеиную.
А младый человек Федор Тирон
Очищал землю Святорусскую.
Приходил ко синю морю,
Становился на крутом красном бережочке,
Читает слово Божие,
Святу-честну книгу Евангелье, —
Во слезах письма не видит,
Во рыданьи слово не вымолвит.
Где ни возьмется та же кит-рыба,
Прорещит кит-рыба
Человечьим языком:
«А младый человек Федор Тирон,
Ты поди по мне, по ките-рыбе,
Яко по посту, яко по суху,
Понеси свою родимую матушку
Из тыё из муки змеиные».
А младый человек Федор Тирон
Переходит морё синее,
Становится на крутом, красном бережочке,
Сам возговорит таково слово:
«Государыня моя родимая матушка,
А что — стоит мое похождение
Супротив твоего порождения?»[60]
Его родимая матушка
Горючим слезам заливалася,
Сама говорила таково слово:
«Ой горе, чадо милое!
А младый человек Федор Тирон,
Всего тебе от роду двенадцать лет.
Как твое-то похождение
Наипаче моего порождения».
А младый человек Федор Тирон
Приходил ко граду Константинову.
Как завидел его сударь батюшко,
Еще царь Константинович Сауйлович,
Сам возговорил таково слово:
«Уж вы гой есте, князья, бояре,
Гости торговые, мужички почетные,
Христиане православные!
Еще кто почтит отца и мать свою,
Надеется Федору Тирону
На первой неделе поста Господня Великого,[61]
Тот избавлен муки вечныя,
Наследник будет царства небесного».
Еще славен Бог и прославлен,
Велико имё Господне!
25. О СПАСЕНИИ ЕЛИСАВИИ АРАХЛИНСКОЙ ЦАРЕВНЫ
На три города Господь прогневался,
На три города да на три неверныих:
А и на первый город — Арахлин-город,
На другой город — на Солом-город,
А на третье царство Сарофимское.
Сарофим-город Бог огнем сожгёт,
Солом-город сквозь землю прошлет;
На Арахлинско царство напустил Господь,
Напустил Господь да змею лютую,
Змею лютую, девятиглавую.
А и стала змея да поналётывать,
По головушке да стала схватывать,
По головушке да по куриной, —
Стало мало кур во граде ставиться.
А и стала змея да поналётывать,
А и стала змея да понасхватывать
По головушке да по скотинной, —
Стало мало скота в граде ставиться.
А и стала змея да поналётывать,
А и стала змея да понасхватывать
По головушке да человеческой, —
Стало мало людей в граде ставиться.
Арахлински да были мужики
Собиралися да на зеленой луг,
Становилися да во единой круг,
Оны думали да думу крепкую.
Рыли жеребья[62] да промежду собой
Да кому, идти на ко синю морю,
Ко синю морю да на ту сходню,
Да на ту сходню да на змеиную
Ко лютой змеи да во съядение.
Выпал жеребей да на царской двор
Да на того царя да на Агапия.
Пошел ведь царь да закручинился,
Закручинился да запечалился,
Он повесил свою голову
Ниже плеч своих, ниже могучиих,
Он спустил свои ясны очи
Во матушку во сыру землю.
Он пошел в свои палаты белокаменны.
Постретат его да молода жена,
Молода жена да Елисавия,
Говорит ему да таковы слова:
«Ай же что же, царь, да закручинился,
Закручинился да запечалился,
Ты повесил свою голову
Ниже плеч своих могучиих,
Ты спустил свои ясны очи
Во матушку да во сыру землю?»
Говорит царь да таковы слова:
«Ай же ты, молода жена,
Молода жена да Елисавия!
Как же мне да не печалиться?
Надо мне пойти да ко синю морю,
Ко синю морю да на ту сходню,
На ту сходню да на змеиную
Ко лютой змеи да во съядение, —
Мне оставить царство Арахлинское!»
Говорит ему да молода жена:
«Не кручинься, царь, да не печалуйся,
Есть у нас ким заменутися,
Есть у нас да едина дочи,
Едина дочи да Елисавия, —
Она не нашую да веру веруе,
Не по-нашему да Богу молится:
Она веруе веру хресьянскую,
Она молится да самому Христу,
Самому Христу да Богу распятому,
Она другому — Егорью Светохраброму,
Она третьему — Миколе Святителю.
Может, тыи боги ю помилуют...»
Говорит царь да таковы слова:
«Свеселила ты мою да буйну голову!»
А вовходит царь да во палатушку,
Он заходит, царь, до своей дочи,
Говорит ей да таковы слова:
«Ай же ты, едина дочи!
Едина дочи да Елисавия!
Тебе сватают да трои сватова.
Первый сватова да в